— Как?
— Потребительски, — неохотно сознался призыватель. — Дела делами, интересы интересами, но заглядывать в гости только потому, что позарез что-то потребовалось? Пусть даже не ленишься отдариваться в ответ, стараешься оказаться полезным… всё равно это не то.
Луцес чуть сощурился, в остальном продолжая контролировать и лицо, и ауру.
— И ты думаешь, что такое признание улучшит ситуацию с… дружбой?
— Само по себе, конечно, нет, — Мийол вздохнул. — Но без него вряд ли можно что-то исправить. Признание проблемы — первый шаг к её решению и всё такое. И, конечно, я хотел бы надеяться, что ещё не слишком поздно для извинений.
— Х-ха. И чего я вообще ждал от чужеродного чудовища? — ухмыльнулся хозяин. — В этом весь ты: пришёл не зван, ласково нахамил, невзначай пофлиртовал — хоть не со мной, что разом и плохо, и хорошо — сознался в грехах и теперь стоишь с видом гордым и прельстительным, ожидая строго положительной реакции.
Цитату из «Торжества суеты» гость опознал с лёгкостью. Но игру намёков поддерживать не стал, поскольку с самого начала признания выбрал стратегию «стоять прямо и говорить правду».
— А реакция будет строго положительной? — спросил он не без напряжения.
— Куда ж я денусь. И… какая же это дружба, если она не может выдержать некоторой дозы неурядиц, ошибок и непонимания? Оставим это. Лучше скажи, что ещё ты там переосмыслил? Может, и я для себя возьму в ведущую руку что-то из надуманного?
— Что-то зачастил ты с цитатами.
— Настроение такое. Ну так что?
— Если без лишних деталей, — Мийол ненадолго прижмурился, формулируя, — я поставил себе вопрос о целеполагании и о темпе жизни.
— Глобальненько.
— Уж как есть. Про темп попроще: я осознал, что слишком гонюсь за достижениями, а из-за этого упускаю многое из того, что упускать… жаль. Да, спору нет: медитации, чтение работ по высокой магии, практика конденсомантии, групповые собрания, заезды к мэтру Кемвату и прочие дела — важны, нужны, необходимы даже. Но когда за этими делами уже не успеваешь толком поговорить со своей любовницей-ассистенткой — только удовлетворить влечение, а потом поскорее уснуть; или когда полностью скидываешь общение с приёмышами-курасами строго на отца, а сам общаешься с ними на уровне «привет-пока-передай-соус»; или, в конце концов, когда к вроде как бы другу заглядываешь строго по делу…
— Я понял. И?
— И я решил ослабить пояс. Не до такой степени, чтобы отказаться от важного-и-нужного — но урезать время, уходящее на него, хотя бы на одну седьмую. Или даже на две седьмых. Тот же мэтр Кемват, не самый глупый из людей, считает отдых после тренировок необходимой их частью — почему бы не вооружиться этим принципом также применительно к магии и к жизни вообще?
— Удивил, — признался Луцес. — Я сам твоей упёртости слегка завидовал, пока не понял, что не в упёртости дело, а в увлечённости и что вся эта возня с магией тебе в радость. А когда что-то приносит радость, то — как потомственный целитель скажу — отказаться от этого сложно.
Мийол помотал головой:
— Не-не! Дело вовсе не в отказе от удовольствия: глупо спорить, что жить на полную можно только тогда, когда наполнение этой жизни приносит радость. Дело в том, что эту самую радость можно доставлять себе и окружающим не только через… функциональные обязанности. Что мне интересно-приятно читать и запоминать даже довольно мутные труды по магии — это факт. Итог того дефицита по части теории, который я ощущал в Жабьем Доле; сейчас я чем-то похож на купца ниже среднего круга, который так и сяк кроил скудный бюджет, и вдруг получил огромное, едва умещающееся в сознании наследство…
Слушая, Луцес задумчиво кивнул.
— …но когда ловишь себя на осознании, что уже больше двух недель не брал в руки книг, которые вообще не касаются магии; что чисто литературных вещей — ни новых, ни хотя бы старых и любимых — не читал уже ТАК долго… тут и встаёт вопрос не темпа жизни, а целеполагания.
— Вот как? И к чему ты пришёл?
— К тому, что рваться к цели, не замечая препятствий… просто излишне эгоцентрично. Да, это способствует успеху, и кто не умеет концентрироваться на задаче — не преуспевает. Но кому станет хуже, если на пути к цели я стану временами оглядываться по сторонам? Сходить с Пути на тропки поменьше, чтобы провести время с близкими, полюбоваться на роскошное цветение той зелени, что растёт на обочинах, отдохнуть у костра на берегу ручья, отведать даров природы?
— Говоришь как поэт.
— Не-а. Я сейчас говорил в основном штампами, а настоящие поэты их не любят.
— Пфе. Плохо ты знаешь поэтов. Их ремесло на шесть седьмых в том и состоит, чтобы те груды запылённых штампов, что накопила в своих недрах литература за минувшие века трудами тысяч поэтов, отчистить до полного первозданного блеска. Придать новизны и свежести. Не то чтобы это у них всегда получалось, скорее, куда чаще им…
— О! Девушки вернулись!
Прерванный на полуслове, Луцес скривился. И вскорости Мийол понял часть причин для его, так сказать, превентивного недовольства. Вернувшиеся с молчаливой расторопностью, явно не раз отработанной, извлекли из пространственных артефактов сервировочный столик с парой лёгких плетёных кресел по фигуре. Сгрузили на столик перед тем креслом, что поближе к гостю, примерно вдвое больше закусок и напитков, чем может потребоваться одному человеку… а перед условно хозяйским креслом — простой стеклянный стакан с водой, притом налитый едва на две трети, и сиротливо отшельничающую посреди большого плоского блюда кривую хлебную корку.
Заветрившуюся в сухарь. Хорошо хоть плесенью не тронутую.
Вся сервировка не заняла и полуминуты, после чего Витра и Сенналь всё так же молча поклонились, развернулись, удалились.
— Каково? — фыркнул Луцес.
— Фигово, — отреагировал Мийол, разглядывая разом и собеседника, и представшую перед ним, так сказать, кулинарную инсталляцию. — Это вот и есть… «одно из проявлений»?
— Оно самое. Поганки даже тебя не постеснялись.
— А ты не…
— Нет! — резким воспрещающим жестом эн-Слиррен оборвал тему. — Не хочу слышать про всякие правильности, налаживание отношений и прочее такое. Родичи меня уже этим грузили. Много, много раз. И слишком упорно. Хватит. Я. Разберусь. Сам. Оставим это!
— Как скажешь. Но если что — мой мезонет тут рядом, заходи в любое время. Хоть совета попросить — а Ригар в этом хорош! — хоть просто пожаловаться на жизнь непростую. Тотчас же отложу любые дела, кроме неоткладываемых. Слово.
— М-м… запомню.
Поскольку призыватель не транслировал ничего, кроме мягкого сочувствия с искренностью, Луцес смягчился. Хотя к неприятной лично ему теме возвращаться не стал. И следующие часы они провели за необязательным лёгким диалогом — разом ни о чём и обо всём. А поскольку того, что принесли девушки для Мийола, действительно хватило бы двоим, недостатка в угощении они совершенно не ощущали… да и вовсе без него вполне обошлись.
…после визита к эн-Слиррену призыватель мог бы вернуться к обычным занятиям. И так он и сделал: магоклоны требовали внимания. Но… ненадолго. После чего сразу, не откладывая, направился в «Словесность сорока веков», рассчитывая пообщаться там с Орлёнком.
Ну да: Амаллето ян-Кордрен изрядно его разочаровал и потому ожидать былой приятности общения уже не приходилось. Разумеется, прошло уже немало времени, ощущения поостыли, к тому же сам Мийол отлично сознавал, что это отнюдь не кланнер повёл себя «неправильно» — тут уж скорее он сам навоображал лишнего и неверно оценил чужой нрав, так что расставание с иллюзиями собственного разума вышло болезненным для самомнения — а такие раны люди менее всего готовы прощать другим… да и снова да. Но…
…но жизнь не всегда одарит свободой выбора, придётся общаться как с неприятными тебе персонами, так и (что вернее и чаще всего) с описываемыми отцовой формулой «и не друг, и не враг, а так». Уметь разговаривать с последними, создавая ощущение дружелюбия и не выказывая своих истинных чувств, — более чем просто необходимо; такой навык, пожалуй, выйдет поважнее почти любых магических умений. Или даже без «почти».
