Только что в одной из комнат склада Тарзан собственной персоной в компании трех особо приближенных охранников достали спрятанные в схроне лекарства и собрались переправлять их в свою крепость. Судя по скрытности операции, лекарства предназначались малому количеству людей, вернее только одной верхушке и светить подобным богатством перед остальным собратьями лидер тарзанщиков не пожелал.
Лекарства… Самая большая и ценная редкость по нынешним временам. Даже топливо так не ценится, хотя топлива уже несколько лет нет и никто не знает мест, где его можно взять. Даже оружие…
Четверо против двоих… но такая стоящая добыча! Братья молча обменялись возбужденными взглядами.
И снова все сложилось подозрительно удачно. К тому времени как они выбрались по завалу наружу и заняли позицию у черного входа, через который собирались двигаться тарзанщики, сразу обнаружили, что небольшую тележку на колесиках везут двое, а Тарзан с последним охранником вернулись в глубь комплекса. Курьеры ждать главаря не стали и покатили по улице, причем в сторону, где завал сливался с дорогой и мест устроить ловушку имелось предостаточно.
Бойцов убивать не стоило… Но неизвестно, сколько времени просидит Тарзан в здании, где похоже у него имеются и другие схроны. Что же он там припрятал? Нужно будет проверить.
Они думали практически об одном и том же и практически одновременно. За первым же углом нашлась подходящая свалка из смятых металлических щитов. Оставалось только встать по разные стороны прохода и немного подождать.
Идущий впереди мужик со шрамами на лице упал первым и уже не встал. Не то чтобы Ронька пытался целенаправленно его убить, но приложил по голове хорошенько, чтобы наверняка не дергался. Второй упал, потому что в бедро воткнулся дротик и поверх собачьей крови тут же окрасился человеческой. Рассмотреть напавших второй не успел, потратив время на попытку достать из-за пояса дубинку с металлическими бляшками. По голове получил раньше.
Хочешь жить — не выпускай из рук оружие. Никогда.
Братья быстро обыскали тела — огнестрельного не было. Какая-то нелепость — отправить людей на такое дело и не дать ни одного пистолета. Похоже, с патронами совсем глухо, всего пару лет назад Тарзан выдавал ближайшим соратникам огнестрельное. Или это просто ход такой — хочешь получше спрятать — выставь на общее обозрение?
Впрочем, не до этого.
Еще через несколько секунд ППшер бодро трусил по улице, отпинывая с дороги крупный мусор, а Ронька тяжело пыхтя, скакал за ним, таща за собой тележку.
Рисковали они сильно, Тарзан мог появиться в любую секунду, а уж он по любому имеет с собой пушку и без всяких раздумий пристрелит. Не пожалеет патронов. И не только за лекарства.
Но повезло.
Они спрятались в небоскребе через несколько домов от комплекса и до самой темноты сидели тихо-тихо.
Под утро вождь краснокожих принял в подарок от братьев тележку с лекарствами и рассказ о том, как по-дурному они ее добыли. Джиппер громко смеялся, но от Роньки не укрылись мимолетные взгляды, которые бросались вождем в их сторону. Над этими малопонятными взглядами стоило задуматься. Вернее, над их причиной.
Конечно же, самых лучших лекарств в коробках уже не доставало. Антибиотиков, обезболивающих и большого полувысохшего флакона перекиси.
* * *
Дровяной навес, по случаю весны полупустой был практически единственным местом, где можно спрятаться и спокойно на нее смотреть. Степан прислонился спиной к деревянному боку избы и почти задержал дыхание. У крыльца Маська щебетала с двумя подружками. Не того боялся Степан, когда старался стать невидимым и неслышимым, что заметят и будут смеяться… нет, боялся, что вообще скользнут глазами, как по пустому месту и не скрываясь, продолжат секретничать дальше. Кто он? Просто приживалец из жалости. А Маська — она такая… И глаза ее самые синие, и волосы самые мягкие. А уж тело… Тут Степан с усилием останавливал бросившееся в галоп воображение и возвращался к вопросам более приземленным. Отец Маськи человек в деревне большой — умеет из металлических остатков создать что-то новое и полезное. Когда был моложе, сам искал подходящие куски железа, но сейчас и другие за него найдут, лишь бы работал. Мастер, одно слово. Здоровый, взгляд хмурый, а сердце мягкое, как весенняя травка, вон малолетнего сына дружка своего погибшего приютил и кормит.
И ничего, что тот с двенадцати лет впахивает за эту кормежку с утра до ночи, кому его труд заметить? Кошка и та свободней по дому ходит, чем Степан. Лишний раз покажешься на глаза хозяину — лишнюю наспех придуманную работу сделаешь.
Станет ли на такого смотреть красавица Маська?
Степан осторожно прижался обратно к стене. Сделал вдоль нее пару шагов и прислушался. Не следует так поступать с девушкой, что нравится, но как иначе услышать этот голос таким веселыми и ласковым, без обычных нетерпеливых интонаций, с которыми она обращается к нему?
— И что он сказал? — настойчиво спрашивала одна из подружек, — неужели правда сам заговорил?
— А то, — довольно улыбалась Маська. Степан и с закрытыми глазами видел эту улыбку, видел, как губы раздвигаются, показывая блестящий язычок. К лицу прилила краска.
— Сказал, дело важное ко мне, — горделиво продолжала Маська. — Если получится, будем парой.
— Так и сказал? — ахнули девчонки. — А смотрел как?
— Глаз горел, как у пьяного!
— Везучая… — добавили подружки уже с завистью.
— А то, — важно отвечала Маська. — Любит он меня, точно говорю! И я его люблю. Какая девка Русому бы отказала? Разве что совсем дура. А я не дура!
Русому… Степан сгорбился и медленно поплелся обратно. Не нужно было подслушивать, знал. Так что не на кого пенять. Ах, Маська, Маська. Ладно меня не любишь, но к этому… Русому. Как же не видишь, что он человек темный? Что многими крутит в своих интересах, а сам равнодушный, как будто деревяшка, а не человек?
Если бы Степан был порешительнее, отправился бы к хозяину, да и сказал бы, что его единственная дочь с Русым встречаться вздумала, глядишь, в воспитательных целях посадил бы родитель единственную непутевую дочь под замок.
Но стоило ему собраться с силам и зайти в дом, а после в комнату Маськиного отца Карпа, как его тут же оглушил громкий злой голос.
— Чего тут шлындаешь? — хозяин вскочил и прикрыл спиной какие-то лежащие на столе вещи. Если бы Степан был повнимательнее, заметил бы, как руки Карпа подрагивают от непривычного напряжения. — А ну вон иди! И не смей заходить без спросу, выпорю!
Степан послушно исчез. Этой ночью он ночевал в остатках грязного сена рядом с лошадью, потому что в дом его так и не позвали, а сам зайти он не рискнул.
И тянулась прежняя жизнь и утешали только мысли о том, что все Богом предначертано и следует принимать наказания терпеливо и смиренно, ибо все мы получаем только то, что заслуживаем.
3
Павла вошла без стука. Улыбнулась так сладко, что Конфетти сразу поняла — утроила какую-то редкостную гадость. Черт, не вовремя, но враги, знаете ли, время не выбирают и не спрашивают, когда начинать вам пакостить.
— Тарзан вызывает, срочно. И он… не в настроении, — сообщила Павла, сияя белозубой улыбкой. Она была практически неодета и только рыжая волна волос прикрывала голые бледные плечи, отчего гостья казалась наивной и хрупкой сказочной феей.
«Пару выбитых центральных зубов ей очень бы пошли», — хмуро подумала Конфетти, но вслух сказала совсем другое.
— Спасибо, милая, иду прямо сейчас!
Если таким елейным голосом пожелать здоровья, то вы наверняка помрете от отравления ядом всего часа через три. Конечно, если вы не Павла, с которой все, как с гуся вода. Которая и сама легко отравит слюной, всего лишь лизнув вашу руку.
— Заходи потом, пообщаемся, — хлопнула глазами эта рыжая стерва и, не скрывая торжествующей ухмылки, вышла.
Тарзан не в настроении, рвет и мечет. И ее вызывает, и вряд ли чтобы просто расслабиться…
