— Дима, твою мать, — выругался комендант, — когда свет дадут?
— Да что я могу сделать, Люций Андреевич, — ответил из полумрака энергетик, — кабеля нет!
Комендант оглядел собравшихся за столом начальников. Сразу было видно тех, кто из них работает на морозе — в кабинете была жара, но всё, что себе позволили Расим и Грек, это снять шапки и распахнуть воротники. Расим был главным по шахтам, а Александера, которого теперь все называли Греком, был руководителем охраны. Остальные начальники служб не высовывали нос из города и поэтому сидели в спецовках.
— Ильф, у тебя что, нет нужного кабеля? — спросил комендант у начальника складов. Ильфат, которого все сокращали до Ильфа, был одет в древний костюм, серую от ветхости сорочку и галстук. В этом была какая-то своя гордость — тот стал кладовщиком ещё до Зимы и с тех пор не изменял своим привычкам в одежде.
— Нет, — ответил Ильф равнодушно, — у торговцев во Внешнем тоже нет.
— А заменить на другой?
— Заменим, — ответил Дмитрий. — Нашли древний кабель в Старом городе в цеху, сегодня ремонтная команда его демонтирует.
Комендант зло посмотрел на жирное лицо Ильфата. Ведь был кабель, несколько сот метров было на складе — поди украл, сволочь. Начальник складов выдержал взгляд коменданта, и сам спросил, чуть улыбаясь:
— Люций Андреевич, что делать будем с дополнительным продовольствием для фермерского блока?
— Да, что с пайками? Уже неделю ответ ждём, — поддакнул фермер.
Комендант перебрал докладные записки и вытащил искомую.
«Запрос дополнительного питания на май 2063 года. Фермеры — 330 пайков».
Комендант посмотрел на Глухаря, начальника фермерского блока. Над открытым воротом комбеза торчала осыпающаяся коростами кожа шеи. Белые спутанные волосы падали на лоб, прикрывая белёсые брови и ослепший, молочного оттенка глаз. Причиной увечья был взрыв хлора на станции водоочистки. Тогда погибло девять человек, а Глухарь едва не стал десятым, но успел задержать дыхание, закрыть локтем лицо и на ощупь выбраться из отравленного цеха.
Вот подумаешь, ну фермеры и фермеры — всё их дело, это помидоры и картошка. Вот только глубже влезешь в их жизнь, и страшновато становится. Глухарь только третий месяц начальник, а куда делся предыдущий? Может его скелет где-то в биореакторе на дне, а может, исчез в загонах свиней, там и скелета не останется.
Комендант откинулся в кресле. В воздухе висел тонкий запах духов Карины, мешая сосредоточиться. Комендант вздохнули в голове возник образ изящной шеи и ключиц помощницы, а следом мелькнула мысль «а ведь духи стоили тридцать пайков». Глухарь громко кашлянул, возвращая коменданта в гнетущий зал. Проклятый Ильфат ловко перевёл тему с пропавшего кабеля.
— Опять фермерам? — устало спросил комендант. — В том месяце уже срезали пайки врачам и отдали твоим.
— Так страда, — с надрывом ответил фермер, — вкалываем по четырнадцать часов. Вахта как у шахтёров, а паёк в два раза меньше.
«Ну вот, теперь покусились на главных кормильцев, — подумал комендант. — Вот только дело ведь не в том, что вы вкалываете больше — в отличие от еды, известковый флюс не засунешь в карман, так что воровства на шахтах нету. В фермерском блоке и не понять, сколько уходит мимо общего котла. Хотя, наверное, и у шахтёров как-то тырят. Да все за этим столом воруют, — размышлял Люций со злостью, — и каждый, чтобы отвести от себя подозрения, обличает других».
— Ты на моих-то не лезь! — вскочил Расим. — Попробуй на отвалах помахать киркой! В минус пятьдесят, когда плевок замерзает на лету!
— Ну а ты попробуй в парнике, — прошипел Глухарь, — вот кожа от пестицидов слезет, там и сравним!
Сколько раз Люций слушал этот спор, но так и не нашёл решения. Последние месяцы Уфа не давала составы под отгрузку концентрата, отправляя в столицу купленный у северян скот. Запасы продовольствия в Сибае начали показывать дно. Он ругался, пытался договориться, но Уфа была непреклонна, так что оставалось ждать. Как только получится продать концентрат в Белорецке и купить пайки, войны за продовольствие в Совете утихнут. Куда сложнее было то, что город захлестнула волна насилия. Драки во Внешнем городе, саботаж во Внутреннем стали настолько постоянным явлением, что они перестали обсуждать это в Совете, сойдясь на том, что всё это следствие урезания пайков. Вот только как прожить эти несколько недель, пока появится продовольствие? Да и будет ли он к тому времени комендантом? Часть людей начинает откровенно вредить — не просто так пропал свет в городе, ой не просто.
«Правитель силён своей бюрократией», — так он прочитал в одной умной книге. Вот только что делать, если та начинает считать, что она и есть власть? Сначала под благородным предлогом народного контроля у него забрали запасы продовольствия. Потом туда же ушли склады всех товаров, а Ильфат стал фигурой, которую снять можно было только референдумом. Потом под предлогом дополнительной защиты все хранилища лекарств, оружия ушли под охрану Александеры. Утекает власть из рук, и не удержишь никак.
Сбились в стаи, шакалы. С одной стороны, банда Армянина и Хохла — за ними весь социальный блок, все торгаши, врачи, учителя, повара, швеи. Хохол был украинцем, Богданом, а вот Армянин был по национальности латышем, Освальдсом. Почему-то он быстро спелся с армянской бандой, которая держала часть Внешнего Города, заслужив эту кличку. Руднику нужны тысячи рук, и все эти руки приходят из Внешнего города. Так что теперь Хохол самый богатый человек Сибая, а Армянин, официальный начальник Внешнего Города.
С другой стороны стола Глухарь, за которым не только фермеры. Там же Дмитрий, начальник Станции, а с ними тепловики, энергетики, водоканал. В шайки не сбились только начальники шахт и охраны. Расим врубается за коменданта скорее по привычке, а Грек ведёт свою игру. Всё мечтает место Коменданта занять. Главное, чтобы уфимским не продался, с остальным справимся.
Раньше, когда вся экономика города держалась на шахтах и поставках продовольствия из Столицы, было проще. В Уфу и Белорецк уходила руда, в обмен приходило топливо, оружие, лекарства и пайки. Пока на стороне Люция был Расим, за власть можно было не волноваться. Вот только сейчас две трети бюджета города — это проклятый рынок, и голос торговцев стал самым громким.
— Эй, Лёша, — крикнул он охраннику у дверей, — скажи Карине, чтобы чаю принесла.
Стоило услышать про чай, споры тут же стихли. Комендант оглядел начальников — за каждым власть и сотни голодных ртов. По правую руку, рядом с Глухарём, сидел Хворост, главный энергетик. Город живёт только теплом со станции, и каждая их проблема — проблема у всех. Вон, вшивый кабель порвался, весь город при свечах сидит. Вроде говорят незаменимых людей нет, а по факту есть — некем заменить энергетиков. И смену себе они не торопятся воспитывать — понимают, что та тут же сдвинет их с тёплых мест. На выборах Дмитрий выставил свою кандидатуру, и тут же начались перебои со светом и теплом. Наверняка за пропавший кабель ответственен кто-то за этим столом. Люций подозревал, как ни странно, Глухаря, — у того и люди есть, на всё готовые, и у самого характер змеиный. Легко мог диверсию устроить, чтобы показать свою силу.
Напротив Глухаря сидел Расим, рядом с безжалостным женским батальоном — начальницы врачей, учителей, сервисных служб. Шумные, так и не способные выбрать одну из своих за главную, они выпихивали как общий голос Ильфата.
— По краске, краске-то что? — спросил Хворост.
Масляную краску везли с Уфы, платить за неё приходилось золотом, но без неё влага в законопаченном городе сжирала металл за месяцы. Докладная про краску лежала на столе и комендант даже не хотел смотреть на неё — суммы расходов по ней вызывали боль почти физическую.
— Найдём средства, — ответил комендант, — на краске экономить нельзя.
Хворост, приготовившийся к борьбе, моргнул — не ожидал такой лёгкой победы. Вот такое оно, айкидо управления, подумал Комендант, никто из вас его и не знает.
