— Насколько я помню, — сказал Майк. — Из рая Адама и Еву прогнали, в результате интриг некоего змея…
— Наверно, так оно и было, — улыбнулся Вик. — Насчет змея я не уверен, но то, что Адаму и Еве не хотелось уходить из рая, в этом я не сомневаюсь. Да, и глупо было бы уходить из места, где всегда есть еда и вода, где нет хищников, где всегда тепло.
Но бог выгнал их оттуда. И мы до сих пор мечтаем о том, чтобы снова оказаться в раю.
— Это точно, — согласился Майк. — Было бы совсем неплохо жить с любимой женщиной там, где всегда есть еда и питье, и всегда тепло.
— Вот-вот, — сказал Вик. — Но бог выгнал первых людей из этого места, и тогда все и началось. Еды нет, питья нет, вокруг хищники, а на дерево не залезть, чтобы спрятаться от них, когтей нет на ногах и руках, да ещё и хвост потерян.
— Совсем плохо было без хвоста, — улыбнулся Майк. — А теперь даже и деревьев нет, куда бы можно было залезть. Бог сделал свое черное дело.
— Если ты задумаешься над этим, то поймешь, что в первую очередь Адам и Ева пытались изготовить замену того, что было потеряно в результате изменения программы, — сказал Вик. — Сначала одежда, потом каменные ножи и копья…
— И результат мы видим перед собой, — сказал Майк, показывая на разбитые машины, перегородившие им путь. — Сделав нас слабыми, он заставил нас изобретать оружие, все лучше и мощнее, чтобы защитить себя, а в результате мы себя сами уничтожаем.
— Вот станешь богом, тогда и будешь критиковать, — сказал Вик. — Посмотрел бы я, какие изменения ты стал бы делать с обезьяной…
— Станешь тут богом, — пробурчал Майк. — Тут бы только выжить.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что он просто хотел заставить нас думать, — улыбнулся Вик. — Есть только один путь эволюции, это путь преодоления трудностей, только это может сделать тебя богом. Если ты хорошо приспособлен к тому, что тебя окружает, тебе не нужно думать. Если у тебя все хорошо, ты не будешь ничего делать.
— Я бы на его месте взял бы вместо обезьяны, тигров, или львов, — сказал Майк. — Они, по крайней мере, не убивают друг друга. Но какая теперь разница, если ты говоришь, что и жить на земле людям осталось недолго, каких-то пять тысяч лет.
— Да, — вздохнул Вик. — Времени осталось действительно не очень много. Но тигры, или львы, если бы они развивались так же, как мы, тоже бы убивали друг друга, такова программа развития жизни.
— Значит, твой бог не собирается нас и на этот раз спасать от нового бедствия? — спросил Майк.
— Думаю, что нет, мы должны спасти себя сами, — покачал головой Вик. — Наш путь подходит к концу. Бог бросит эту вымершую планету, и отправится дальше, забрав с собой те души, что смогут за ним последовать. Те души, которые ещё могут вырасти в бога.
— А много таких душ? — спросил Майк.
— Не знаю, — развел руками Вик. — Я почти ничего не помню о пребывании там наверху.
— Понятно, — улыбнулся Майк. — Совсем у тебя никчемная религия. Бог-тунеядец, ничего делать ни для кого не хочет, бессмертие только для избранных, а все остальные обречены, и даже нет никакой надежды. Совсем плохо.
— Да, — вздохнул Вик. — Наше будущее зависит только от нас самих.
— Подожди, — сказал Майк. — А как же ангелы-хранители? Они-то хоть есть?
— Есть, — улыбнулся Вик. — Ангелы-хранители, это как раз те самые развитые души, они и смотрят за нами.
— Они-то хоть нам помогают? — спросил Майк.
— Помогают, но только тем, кто их слышит, — сказал Вик. — То есть тем, у кого хоть немного душа развита.
— Это как? — нахмурился Майк.
— Давно было замечено, что на корабли, которые должны утонуть, садятся намного меньше людей, — сказал Вик. — То же самое происходит и на самолетах, которые должны разбиться. Люди опаздывают к отправке, или вдруг у них начинает что-то болеть, или неожиданно портится настроение, и они не хотят никуда ехать.
Эти люди слышат предостережение своих ангелов-хранителей, но смутно, не понимая. А те, кто погибают, не слышат, или не верят своим ощущениям.
— А остановить эту войну ангелы, что, не могли? — спросил Майк. — Или хотя бы рассказать богу, чтобы он им помог?
— Думаю, что ангелы только предупреждают, и только тех, кто их слышит, — сказал Вик. — А бедствия они отвратить не могут.
Я думаю, что в эту войну многие люди услышали своих хранителей, кто-то уехал в другие места, где не было ядерных взрывов, на отдых, или по делам, а кто-то, как я, спрятался в подвале. Кто-то, возможно, построил себе убежище и теперь живет в нем.
— Это не выход спасать единиц, — вздохнул Майк. — Нужно было спасать всех.
— Не думаю, что можно было помочь всем, — улыбнулся Вик. — Дураки все равно бы ничего не поняли.
— А что мы должны были понять? — спросил Майк.
— О том, что есть душа и бог, — сказал Вик. — Если верить нашей истории, то люди о душе и о боге как раз и начинают вспоминать, когда все вокруг становится плохо, когда рушится тот мир, который они считали единственным…
— Ну, не знаю, — развел руками Майк. — Какой-то твой бог ещё и безжалостный ко всем нам.
— Да, — согласился Вик. — Ты забыл, что он нас и из рая выгнал навстречу всем бедам. Если бы он хотел, чтобы нам всегда было хорошо, мы бы так и жили в раю под его присмотром.
— Вот-вот, — вздохнул Майк. — Значит, выживание зависит только от нас. А ангелы-хранители могут только предупредить, но ничего не могут изменить. Что ж, будем жить, надеясь только на самих себя. Но как-то все равно обидно…
— Это точно, — согласился Вик. — Плохая у меня религия, тут я с тобой согласен. Бог проводит отбор среди нас, выбирает лучших, у них и будет шанс стать богами, а ко всем остальным он равнодушен.
И ничем его не подкупишь. Это в других религиях, принес на алтарь дары, или жертву, и откупился. А я знаю, что это все бесполезно, потому что в итоге главное, это мощность энергетики твоей души…
— В других религиях есть грехи, — сказал Майк. — Там хоть ясно, что делать, чтобы попасть в рай. Не греши, и все будет хорошо, или откупайся, если бросить грешить не можешь. А что у тебя?
— Грехи — это действительно то, что уменьшает нашу душу, — сказал Вик. — А, сделав её меньше, можно и чистилище не пройти.
— Значит и у тебя грешить нельзя? — улыбнулся Майк.
— Нельзя убивать, нельзя наносить кому-то вред, просто потому, что это себе дороже, — сказал Вик. — Душа закрывается, значит, становится слабой.
— А как тут не убивать, если иначе тебя самого убьют? — спросил Майк. — Ты, между прочим, и сам стрелял из ружья, и по крысам, и по людям.
— Да, — вздохнул Вик. — Ты прав, я стрелял. Правда, людей я старался не убивать, а только ранить, и мне это было неприятно. Моя душа от этого стала чуть меньше, и я чувствовал боль того, в кого я стрелял.
— А как у тебя с другими грехами? — спросил Майк.
— Тут все не так просто, точно понять, что плохо, или хорошо для души, можно только самой душей. А само понятие греха, достаточно, условно. Но ты и сам это знаешь…
— А мне-то, откуда знать? — спросил Майк. — Я в бога не верю, и свою душу не чувствую…
— Чувствуешь и знаешь, — улыбнулся Вик. — Это все знают, или почти все. В самой душе заложены все законы и правила. Ты же слышал об угрызениях совести?
— Слышал, и даже иногда испытывал, — сказал Майк.
— Вот это и есть понимание того, что правильно, а что неправильно для души, — улыбнулся Вик. — Совесть, это боль души, а, если ей больно, то ты что-то делаешь не так.
— Забавно, — улыбнулся Майк. — О чем ты, оказывается, только не передумал, сидя в своем подвале.
— Это так, — улыбнулся Вик. — Понимание того, что хорошо, а что плохо, находится внутри тебя, это сигналы твоей души. И все люди это знают и чувствуют.
— И что? — спросил Майк. — По-моему это ещё никого не остановило от греха.
— Поэтому и говорят о борьбе добра и зла внутри самого человека, — сказал Вик. — А на самом деле, это борьба души и программы тела. Тело кричит, — выживай любыми способами, а душа говорит, что не все способы хороши.
