Главный Привратник часто засиживался допоздна, никто этому не удивлялся, но сегодня этот кабинет все обходили стороной. Грицких не страдал лишними сантиментами, наоборот, теперь здесь было на редкость чисто убрано, и сидеть за столом доставляло одно удовольствие. И командир Серяков составил компанию.
— Вы о телохранителе не думали, Юрий Борисович?
— Свою кандидатуру предлагаете? — поинтересовался старик.
— Нет. Своих дел хватает. Да и вы не Нестеров, сами справляетесь. И случаев таких, надеюсь, больше не будет. Просто не люблю суеты, а после убийства Главного иначе не бывает. Видели уже…
— Я так и думал, что заботой здесь не пахнет, Игорь Яковлевич, деловые интересы прежде всего.
— Правильно думали. Я вам не друг и не брат, чтобы заботиться. Но обеспечение порядка — это немного и по моей части.
Грицких был недоволен таким заявлением, особенно второй его половиной. Подобные поползновения нужно прекратить раз и навсегда.
— Внутренняя безопасность — работа охраны. И никакого постороннего вмешательства в эти дела — а эти дела под моим личным контролем — я не позволю.
— Вы, главное, людям не позволяйте повторять подобное. Сталкер — это не охранник, не солдат и не мент. Но если творится такой бардак, я в стороне не останусь. Если нужна будет помощь, обращайтесь.
— Спасибо за предложение… Буду держать на заметке и ваших ребят тоже. Надеюсь, обойдется. Все‑таки это не попытка государственного переворота, а личные разборки среди молодежи. Господи! Раньше морды били, теперь стрелять и резать начали…
— От скуки, Юрий Борисович.
— И над этим подумаю.
И он снова сидел до поздней ночи, размышляя… Люди не будут скучать еще минимум неделю, им достаточно пищи для сплетен и разговоров. И пока бункер гудит, обсуждая страшную новость, действительно можно усилить режим охраны. Но телохранитель не понадобится. Он лишь помешает, да и нет человека, которому Главный доверял бы на сто процентов или хотя бы мог пробыть в его обществе долго. Степанцев был для Нестерова если не другом, то близким приятелем. Теперь нет еще и личного помощника… Вот черт глазастый! Все‑таки что‑то заметил, что‑то вынюхал. Хорошо хоть не успел разболтать по той же молодой глупости.
Привратник долго искал, где допустил утечку информации и не нашел. Просто поставил на заметку никого не посвящать в свои дела, кроме Алексея, — с ним необходимо поговорить очень скоро. Теперь нет связи через посредника, придется самому. Только себе он может доверять.
Морозная ночь, наконец, закончилась, Алексей, едва не ослепший на свету после подвальной темноты, осторожно выглядывал из приоткрытой двери. Конечно, глупо было бы предполагать, что отправленный на его поиски отряд будет толпиться в полном составе прямо напротив… Но и чужих следов он там не нашел. Солнце едва показалось из‑за леса, нужно выждать хоть пару часов, чтобы его лучи начали согревать не хуже, чем дымный вонючий костерок из мусора. ОЗК сохранял тепло, если стоять и не шевелиться, изображая термос.
Город при дневном свете уже не пугал темными углами развалин. Алексей шел прямо посреди улицы, где снег был неглубоким, сугробы наметало вдоль домов. Целью на сегодня был магазин спортивных и туристических товаров, хорошо известный местным сталкерам. Многое уже оттуда вынесли, осталось только сильно фонящее или не подошедшее по размеру и потребностям. Самый большой спрос был на зеленый камуфляж и ножи, но ничего из этого Алексею сейчас пригодиться не могло, он просто искал замену слишком серому чехлу поверх ОЗК, который был сразу замечен Лериком. Да и другие мелочи, вроде спортивных очков от ветра, не помешали бы.
Сегодняшней бессонной ночью он, чтобы не думать о холоде и разъедающем легкие дыме, уже прикидывал, что потребуется для дальнего пути. Ведь ничто сейчас не мешает ему бросить в сугроб рацию, добраться до железной дороги и уйти из этих мест навсегда. Ничто… Кроме интереса: что же нужно Главному? Как он рассчитывает получить еще большую власть? Ведь Юрий Борисович стремился именно к этому, или Алексей совсем не разбирался в людях и не знал своего бывшего начальника. А пройти мимо таких важных событий было просто невозможно. Только поэтому он еще здесь, а не вернулся в бункер за карабином и запасом сухих пайков, сколько сможет унести. Сделать что‑то значительное… Ведь на мелочи Грицких размениваться не будет, но быть всего лишь сопричастным этому великому делу не льстило самолюбию Алексея. Не по нутру ему сообщничество, привык сам диктовать правила игры! В положении вне закона выбора нет, если только бежать подальше. Не пора ли остановиться, хоть одно дело довести до конца? Когда его смущала пролитая кровь? И ведь неумолимый обратный отсчет все равно продолжается, даже если тиканье этих часов ненадолго затихло.
Среди спортивных товаров осталось и кое‑что дельное. Перчатки были тонкими и теплыми, а главное, не цеплялись за спусковую скобу, палец скользнул на место без помех. Алексей вернул ТТ в кобуру, старые перчатки швырнул в угол. Маска, как у спецназовца, защитила от холода лицо. А вот найти что‑нибудь скрывающее ОЗК оказалось намного труднее. Ослепительно белая равнина не грешила ни единым пятнышком, и чем дальше ползать по ней в этой серой имитации грязного городского снега, лучше уж просто нарисовать себе на лбу мишень. Зато пригодился спортивный костюм, рассчитанный на толстяка, которому заниматься спортом было бы просто опасно для жизни. Придется повозиться только с логотипами фирмы, чтоб ей теперь навсегда впасть в забвение за их чересчур яркий и неуместный цвет. В грязном подвале, где придется остаться еще на некоторое время, этим не займешься, чтобы не насажать пятен, да и сам подвал можно обжить получше. Тут сойдет и камуфляжная куртка с утеплителем, и пенка туристическая не помешает.
Возвращаясь назад по улице Амет–хан Султана, Алексей не переставал оглядываться на подступившую вплотную к руинам города лесную чащу: с семизарядным ТТ и коротким ножом он почувствовал себя почти беззащитным. Очки от ветра наконец‑то позволили открыть глаза и не щуриться, это он еще успеет, когда снова начнет коптиться около огня. Рация уже находилась в зоне приема, но по–прежнему молчала.
* * *
К ночи бункер полностью погрузился в атмосферу траура, а Главный Привратник успокоился. Печаль устраивала его намного больше, чем подозрительность. Утренняя смена охраны, виновная в происшествии, в полном составе сидела в помещении, заменяющем карцер, где им было намного безопаснее, и не спешила оттуда выходить раньше, чем через неделю. Из всего Совета только Хлопов мог полноценно исполнять свои обязанности, он фактически и руководил сегодня бункером, а Юрий Борисович улаживал другие вопросы, лишь сейчас вспомнив о делах. Зал заседаний не был пуст, как он ожидал, — за столом на своем привычном месте сидел Лапин.
— Анатолий Андреевич, вы что здесь делаете?
В два часа ночи Привратнику полагалось бы видеть десятый сон, пусть даже с помощью успокаивающих препаратов или стакана спирта. В любом случае, его место дома рядом с женой, а не здесь.
— Какая разница, где не спать? — с трудом ответил Лапин.
— Ну, наверное, лучше будет побыть подольше с Елизаветой, чем тут впустую заседать. Вы здесь сейчас точно не нужны, а там вас ждут.
— Я могу уйти, если вам мешаю… — он сделал попытку подняться, но снова сел на стул. — Нет дома Елизаветы. Она с Лериком сидит, боится одного оставить.
— Чего она боится?! — Грицких подошел поближе и положил руку на безвольно опустившееся плечо Привратника. Тот вряд ли это заметил, но больше ничем сейчас ободрить коллегу было нельзя. — И кто ее туда пустил? Замерзнет ведь, ледник слишком холодный, чтобы там часами сидеть.
— А она вряд ли это чувствует… И я не чувствовал, внутри такая боль, такой холод, что можно уже хоть в ледник, хоть в печку. На кровать лечь не могу. Вспоминаю сразу, как Лерку маленького Лиза между нами под одеяло укладывала. Он сопит всю ночь… А я уснуть боялся, чтобы не придавить или не разбудить, если храпеть начну. Потом привык, да и он спал спокойно, будто ничего не слышит. Ничего не слышит… Юр, она с ним разговаривает!
Лапин повернулся к Юрию Борисовичу, но взгляд почти ничего не выражал — казалось, он видит сейчас перед собой только спокойно спящего младенца, единственного сына, которого баловал, которым гордился. О котором так и не успел подумать как о взрослом, пока не пришлось вынимать автомат из окоченевших пальцев и закрывать широко открытые в каком‑то недоумении глаза… Валерик сам не поверил в собственную смерть, оттого отцу становилось еще больнее.
Грицких нетрудно было представить почерневшую от горя Елизавету, молча сидевшую сейчас рядом с телом, неподвижным, холодным и таким похожим на ее любимого мальчика… Ребенок все равно оставался для родителей малышом, даже если вымахал ростом под два метра, даже если смущенно отворачивался от материнской ласки. Главный Привратник так и не смог этого понять до конца. Но ничуть не удивился, что жена Лапина сейчас тоже не спит, а бессмысленно сидит возле сына, которого не удалось уберечь. Логика матерей не укладывалась ни в какие разумные рамки — еще днем, осторожно обсуждая вопрос о похоронах, он натолкнулся на яростный протест. Лиза смогла простить даже Евгения, преданного теперь всеобщему проклятию, вынужденного ответить за дело чужих рук, но не могла допустить и мысли, что ее сынок будет лежать в одной могиле с… этой! Грицких развел руками: и без того будет трудно зимой копать яму, ведь тела не положишь просто в снег, чтобы мутанты добрались. Она ничего не хотела слышать. Только бессвязные выкрики в адрес стервы Оксаны, из‑за которой всё это случилось, неслись ему вслед, когда Главный устал спорить и ушел.
