Поначалу, все шло гладко. Рэб был настоящим подъемным краном и запросто заменял четверых взрослых мужиков. Мэрша начала подхваливать его, в шутливой форме превознося его физическую силу в сравнении с обыкновенными людьми.
— Вот мужик, Рэб, один десятерых стоишь. За таким, как за каменной стеной, любой бабе спокойно.
Коп, бывший полицейский из андоррского городка противно усмехнулся, и на ломанном русском произнес:
— А ты знаешь, что у мутантов члена нет, отсыхает за ненадобностью? Какой он мужик? Так, вместо осла, грузы таскать.
Мэрша покраснела, больше от злости, чем от стыда.
— Да лучше без члена, чем такой, как ты! Тоже мне, отличительная черта, хрен твой. Да у нас бабы посмелее тебя в тысячу раз, хоть и без члена. Посмотрю я, как ты им мутантов пугать будешь, если придется.
Коп сменился в лице. Побледнел, потом покраснел, глаза заблестели яростью. Не помня себя, он выхватил из бревна топор и бросил его в Мэршу. Рэб перехватил топор в полете и наотмашь ударил копа. По его ощущениям, удар был легкий, но позвонки скандалиста не выдержали, хрустнули. Хруст был слышен всем. Коп упал, как подкошенный. Он пучил глаза, выл, но тело его не слушалось.
Мужчина не умер. Хорошие регенеративные способности Улья срастили позвонки и восстановили чувствительность. Коп снова ходил. Но его позвонки срослись под неправильным углом, и голова всегда была набок. Коп стал немым укором для совести Рэба. Хотя он поступил честно и правильно, но история забылась, а человек с кривой шеей был всегда на виду.
Не выдержав брошенных исподлобья взглядов, Рэб поставил в известность Дизеля, Скорняка и Мэршу о том, что собирается поселиться на внешней стороне Затерянного мира. К его облегчению, уход из поселка они восприняли адекватно. Мэрша обещала заботиться, Дизель обещал привлекать к походам, а Скорняк надеялся, что Рэб будет добывать для них спораны.
Рэб поселился в другой пещере, которая не была проходной на сторону Затерянного мира. Он питался всем, сырой рыбой, что водилась в реке, человеческой пищей, из кластера с аэродромом, мог поймать там обезьяну, но до каннибализма еще не дошел. Будучи в своем теле, он не мог этого даже помыслить. Рэб не считал себя мутантом. Внутренне, ничего не поменялось. Мутанты были обречены потерять человеческий разум, уступив его примитивным рефлексам утоления голода и самосохранению.
Рэб часто шпионил за собственными рейдерами, оберегая их от опасности. Настоящие мутанты теперь принимали Рэба за своего, и ему ничего не стоило находиться среди них. Для него главной опасностью стали люди. Лишившись умения разговаривать, Рэб лишился последнего сходства с человеком. Случись встретиться ему на узкой дорожке с человеком, любые осмысленные жесты могли воспринять исключительно за проявление агрессии. Хоть плакат на себя вешай, что внутри ты еще человек.
Рэб пережил время, когда его пятки отстукивали цокающий ритм. В горах это было очень неудобно. Стук его ног слышали далеко, эту стадию пришлось пережить у реки, курсируя по ней до тропического кластера. Пищи на этом маршруте было много, и стадия топтуна скоро сменилась более мощной и удобной. Тело Рэба непрестанно трансформировалось. Он уже забыл, как выглядит кожа. Почти все тело покрылось сочлененными костными пластинами. Тыльная сторона плеча и предплечья покрылась заостренными костными наростами. Им еще далеко было до шипов, как у Люси, но и они во время рукопашного сражения были серьезным аргументом.
Когда цокот прекратился, Рэб решился ночью спуститься внутрь Затерянного мира. Ему было очень интересно посмотреть, как изменилась жизнь внутри поселка за время его отсутствия. Дизель и Скорняк как-то рассказывали, что расчистили еще гектар от леса, чтобы сделать на том месте сад из фруктовых деревьев и ягод. Часть бревен использовали на постройку домов. Народ де, устал жить в палатках и жаждет большего комфорта.
С первыми звездами, Рэб спустился с гор по заранее разведанному маршруту. Небольшая территория была ему хорошо знакома. Издали он видел свет. Ночью в поселке на центральной площади всегда светил фонарь. Рэб подкрался к самой границе света. Ему слышны были тихие разговоры людей в палатках, звук перевешиваемого с плеча на плечо оружия у часовых, он увидел Мэршу, которой всегда не сиделось без работы. На этот раз она терла тряпкой деревянные полы на площадке, используемой под народные собрания.
Рэб услышал шорох. Из палатки неподалеку кто-то вышел и застегнул за собой молнию, чтобы не напустить комаров внутрь. Рэб ушел дальше в тень. На свет вышла девушка, Рэб не сразу ее признал, а приглядевшись, понял, что это была Крофт. Дочь Дизеля выросла, пока он ее не видел, в настоящую красавицу. Крофт развернулась спиной к свету и пошла в сторону Рэба. Тот захотел спрятаться дальше в лес, чтобы не напугать ее, но подумал, что начнет шуметь и просто затаился. Крофт шла прямо на него.
— Рээээб. — Зашептала она. — Рээээб, я знаю, что ты здесь.
Рэб замер. Он почти забыл, что девочка умеет чувствовать. Крофт остановилась от него на расстоянии двух шагов.
— Это же ты? — Спросила она, уверенная в ответе.
— Я. — Произнес Рэб, но вместо этого получился короткий рык.
— А я не вижу разницу между тем тобой и этим. С закрытыми глазами ты тот же. Настоящие мутанты другие, у них примитивные чувства.
Крофт подошла ближе и приложила руку к лапе Рэба. Он готов был поклясться, что сквозь толщину своих доспехов чувствует идущее от руки приятное тепло.
— Я знаю, когда ты рядом, а когда уходишь. Когда ты ночуешь в горе, наш поселок укрыт твоей заботой. Люди не чувствуют это рассудком, но я чувствую, когда тебя нет, все становятся немного беспокойнее. Я рассказала папе об этом и он сказал, что ты наш бог. Ты создал эту землю, заботился о людях, а они забыли добро и выгнали тебя. Теперь ты наблюдаешь за нами сверху, с горы. — Крофт погладила шипастую броню. — Я ему сказала, что ты ходишь с ними в походы, а он тогда понял, откуда им столько везенья в последнее время. Я так хочу, чтобы ты жил среди нас. — Крофт прислонила голову к лапе Рэба. — Но народ не хочет. Они боятся тебя, и еще боятся своего внутреннего голоса, который обвиняет их в предательстве. Им тяжело жить с этим, и они хотят не слышать этот голос. Ты, если хочешь, приходи сюда. Я всегда буду знать, когда ты рядом.
Рэбу хотелось поговорить с Крофт, сказать ей, что он благодарен ей за эти слова, что он хорошо устроился на горе, и привык жить в одиночестве, что он будет заботиться о поселке всегда, несмотря на отношение со стороны его жителей, но он мог только рычать. А делать этого вблизи поселка не стоило. Рык мог вызвать панику среди жителей, многие из которых настолько отвыкли от опасностей Улья, что могли запросто натворить бед в страхе.
Рэб осторожно обнял Крофт, глубоко вздохнул, отпустил и убежал в ночь. Когда он очутился в своей пещере, ему казалось, что стены отражают стук его сердца. Слова Крофт так сильно взволновали его. Он мог пустить слезу, но в его теле эта функция атрофировалась. Рэб испытывал чувство огромной благодарности к умной дочери Дизеля. До разговора с ней он чувствовал свое одиночество, зато теперь он понял, что это не одиночество. Дизель назвал его богом, это было слишком громко и даже кощунственно. Его слова могли быть адресованы только детям, и происходить от чувства собственной вины за судьбу товарища. Крофт убедила Рэба в том, что он перешел на иной уровень общения с людьми. Он не мог разговаривать с ними напрямую, но в его силах было обеспечивать людям безопасность, а может быть и что-то большее. Крофт как-то чувствовала, что его аура накрывает Затерянный мир, когда он рядом.
Рэбу было что сравнивать. Он прожил две жизни. Одну в том мире, другую в этом. Если представить себе, что прежняя жизнь это левая лапа, а нынешняя — правая, какую бы он выбрал, если бы надо было избавиться от ненужной? Обе жизни были противоположны друг другу. Та была легкой и беззаботной, эта, порой была невыносимой. Но Рэб совершенно точно знал, что отдаст левую лапу, не задумываясь.
Ему открылась совершенно простая и кристально понятная мысль, ответившая на его вопрос, почему та жизнь была бесполезной. Логически, все должно было быть совсем наоборот. Сейчас он гоним, и даже ненавидим кем-то из тех о ком он печется, и вроде все должно быть совсем наоборот. Он должен чувствовать себя обиженным и затаить зло на тех, кто изгнал его. Но он любил их и собирался защищать до последнего вздоха. Та логика, что была у него в прежней жизни, просто отвергала принцип самопожертвования. За любой труд он должен был получать удовлетворение. Чуть-чуть напрячься, чтобы купить машину, дорогие деликатесы и все то, что не имело ценности здесь. Ублажая себя, отец Анатолий понимал, что становится все более пустым. Какая ценность была настоящей? Когда шоры навешенные на глаза прежним образом жизни спали, когда ублажение себя перестало быть нормой, открылось новое знание. Оно тихим неуверенным голоском научило Рэба получать новый вид удовольствия, сопричастность и забота о людях. Результаты нового знания окрыляли, помогали находить силы не останавливаться. Знание научило его быть бескорыстным, ибо корысть была ложкой дегтя, портившая вкус всей бочки хороших дел. Неприятие со стороны тех, кого он защищал, не играло никакой роли, потому что ожидание благодарности и было корыстью.
