Конечно, это была не их вина. Они не могли быть другими, потому что страна, в которой они росли, не оставила им иного выбора. Родись они лет на сорок раньше, из них получились бы нормальные комсомольцы и трудяги. Но их детство пришлось на лихие девяностые, а юность — на самый разгар финансового краха, когда о молодёжной политике вспоминали редко. Они были потерянным поколением.
Несколько старушек в толпе охали: «Ой, да что же это делается…». Теперь им будет о чём поговорить долгими вечерами. Интеллигент возмущался, но настолько тихо, что даже люди, стоящие рядом, не услышали ничего, кроме невразумительного бурчания.
Экзекуция длилась недолго, и это спасло чужаку жизнь. Интерес быстро улетучился, ярость молодцев прошла, сменившись скукой и отупением.
— Ну и хватит с него, — произнёс здоровяк в патриотической олимпийке, вытирая пот со лба. — А то ещё копыта откинет. Пошли, пацаны.
Все сделали по одному прощальному пинку и удалились с поднятыми головами под неопределённый гул толпы, в котором звучало то ли одобрение, то ли осуждение. Враг их поднялся на ноги и прислонился к стене, вытирая кровь. Некогда орлиный нос его был свёрнут влево, один глаз заплыл и не открывался. Зато второй светился такой лютой волчьей злобой, что толпа расступилась перед ним как море.
Он бросил на людей последний долгий взгляд, чтобы запомнить всех свидетелей своего позора, и, пошатываясь как зомби, заковылял в сторону лестницы, провожаемый чьим-то издевательским гоготом и новыми скабрезностями. Это была ошибка номер два.
Сами кожаноголовые «патриоты» через пять минут забыли об этом маленьком инциденте, будто его и не было. Откуда-то появилась потёртые глянцевые карты, из ящиков соорудили стол, кто-то, имевший знакомых в здравпункте, принёс банку медицинского спирта.
Пожалуй, на этом бы всё и закончилось, если бы избитый был из своих. Будь он послабей, мог бы просто смириться. Если бы не смирился, если бы привёл своих товарищей, и всё вылилось бы в драку, то и её последствия были бы не такими ужасными. Ворон ворону глаз не выклюет. Ритуальный поединок вполне мог закончиться братанием и совместной пьянкой.
Но он был чужаком. Поэтому к злобе униженного самолюбия добавилась ярость оскорблённого национального достоинства. За него тоже всё было предопределено социальной и культурной средой, в которой он вырос. Южанин не был экстраординарно жестоким. Просто подставлять правую щёку было не в традициях его народа и религии, хотя вера для него значила не больше, чем для среднестатистического русского «православного», который крестится левой рукой, а при слове «пост» вспоминает только ГАИ.
Не это было главным. Просто черта, разделявшая его и тех, кто наносил удары, стала вдруг ещё чётче и резче. Что бы там ни говорили адепты политкорректности, а заложен этот водораздел едва ли не на генном уровне. Дальше события развивались по старому как мир принципу снежного кома.
Они нашли их быстро. Буквально через десять минут два десятка чернявых смуглых и вёртких парней остановились перед некрашеной деревянной дверью. Та оказалась незапертой.
— Э-э-э… куда прётесь?! Вы кто вообще такие, а?..
Шмяк!
И тесное помещение стало быстро наполняться враждебно настроенными выходцами из некогда солнечных стран.
— Атас, пацаны! Черти!
Поздно. Соотношение сил было примерно равным, но стремительный натиск южан решил исход короткой схватки. Их недруги, успевшие за это время расслабиться, не успели ничего предпринять. Били всех, кто сидел за столом. Для верности. Били всех, кто встретился чуть раньше, в коридоре. Естественно, только мужчин боеспособного возраста. Старше десяти.
Были крепко, но не насмерть — кулаками, да и ногами тоже. Око за око. Ножи в ход не шли, разве что против тех, кто активно сопротивлялся, но таких было мало.
В пылу всеобщего избиения перестало быть важным, против кого был направлен первоначальный импульс. Досталось ли именно тем, кто был тогда возле пункта раздачи продуктов? Какая разница?.. Главное, отмщение совершилось.
— Ох, батюшки, что делается, что делается!
— Да где же это видано?.. Чтоб посреди бела дня…
— Что делать будем? Как-то надо…
— Да, что делать?
— Может, мы…
— Может, к дружинникам обратимся? — прозвучал чей-то робкий голос. — Комендант…
— Да ну тебя в баню с твоим комендантом! Им до нас дела нет. Солдатня вообще вместе со своим командиром уехала чёрт знает куда. Сами должны…
— Надо собраться и разобраться, — пожилой мужик в кепке произнёс на первый взгляд парадоксальную фразу и провёл рукой по горлу, выразив этим общие настроения.
К нему начали прислушиваться. От него ждали руководства к действию. К этому моменту вокруг собралось уже тьма народу. Толпа запрудила всю «площадь». В этом месте главный коридор несколько расширялся и был лучше освещён, что как нельзя лучше подходило для проведения сходок и собраний.
Люди быстро вооружилась. Железные пруты, обрезки труб, доски с гвоздями — всего этого добра в убежище хватало, если поискать. У кого-то блеснул раскладной нож. Дружинники физически не могли изъять все колюще-режущие предметы.
Организованной колонной, состоящей приблизительно из трёхсот человек, мстители двинулись в сторону секции номер пять. Впереди шёл, размахивая импровизированным знаменем на шесте, Матвей Кожевников, бывший борец и тренер, тёртый калач и стреляный воробей, сумевший выступить катализатором гнева толпы.
— Из-за них мы здесь! — подогревал своих сторонников Кожевников. — Из-за этой мрази. А теперь они и тут нам житья не дают…
Никто не возразил ему. Настоящий виновник катастрофы был недосягаем, хотя и известен. До него нельзя было дотянуться рукой, ему нельзя было проломить голову, чтобы рассчитаться за всю боль, за погибших близких и за пепелище на месте родного дома.
Но погрома, то есть избиения и грабежа беззащитных, не предвиделось. Тут сила выступала против силы, как на поле Куликовом. Навстречу отряду бывшего спортсмена уже выдвигался другой, не менее грозный и распалённый. Сложно было даже примерно сказать, чья же ярость была сильнее. Скорее всего, коса нашла на камень.
Сначала удача улыбалась северянам. Под напором двукратного численного перевеса и боевого азарта славян «чёрные» откатились почти без боя, оставив своих противников с ощущением лёгкой победы. Но это была только видимость, обманный манёвр, чтобы завлечь превосходящие силы врага в засаду. Так хитрый волк заманивает одуревшего от ярости медведя в свою узкую нору, чтобы там, вместе со своими сородичами, если и не растерзать его, то порядком потрепать.
В следующей секции им пришлось столкнуться с сильным сопротивлением. «Чёрные» успели подготовиться к бою. Они перегородили коридор баррикадой из ящиков и заняли за ней оборону, вооружившись таким же строительным хламом.
— Вперед, бойцы! — заорал Кожевников. — К ногтю их, гнид! Бей нерусь!
Когда самые резвые оказались в десяти метрах от укрепления, их встретил настоящий град из камней и обломков кирпича. Брызнула кровь, раздались крики боли, кто-то упал, авангард дрогнул и уже было попятился, но сзади напирали основные силы, среди которых метался неистовый и бесстрашный вожак, готовый отдать за победу жизнь, причём не только свою.
— Мочи ублюдков!
А навстречу им неслось:
— Бей русню! Режь свиней!
И только мат-перемат был с обеих сторон одинаков, оказавшись самым стойким культурным заимствованием.
Баррикада была преодолена и буквально сметена валом идущих напролом людей, которые яростью и умопомрачением могли бы соперничать с берсеркерами викингов. Но за ней их встретили такие же осатанелые защитники. Завязалась уже не драка, а побоище.
Защитники добились своего, строй атакующих сломался, битва распалась на сотню отдельных схваток, итог которых был далеко не так однозначен. Чаша весов начала склоняться в пользу южан. Кое-где они даже начали переходить в молниеносные и жестокие контратаки.
Армия Кожевникова между тем поредела. Робкие, слабые или прибившиеся только для того, чтобы поизмываться над слабыми — а такие всегда идут в арьергарде любого ополчения, за какое бы справедливое дело оно ни сражалось — покинули её ряды. Остались только твёрдые духом бойцы. Их оказалось не так много, но пожар достиг максимальной силы. Для него ещё хватало дров.
Майор с кучкой дружинников подоспел через пять минут, но с ходу переломить ситуацию им не удалось. К этому времени на поле боя «смешались в кучу кони, люди» — не разберёшь, где коренные, а где пришлые. Женщины и дети забаррикадировались в комнатах, но к ним никто не лез. И всё же это была не честная мужская драка — на глазах Демьянова двое парней в кожаных куртках пинали неподвижное тело, неподалёку трое мочалили одного. То тут, то там в толпе мелькали люди с колюще-режущими предметами, несколько тел лежали в крови.
