За сотню лет мир не успел оправиться от глобальной техногенной катастрофы, и потому урожай снова собрали скудный. Говорят, раньше было хуже. Теперь же всходит почти половина посеянного зерна. А еще говорят, до катастрофы урожай был таким хорошим, что люди могли позволить себе тысячу блюд из чистейшей пшеницы, и при этом они даже не молились богам урожая.
Все это похоже на выдумки. Сложно поверить, что одно поле способно прокормить всю деревню, ведь нынешняя реальность — используй то, что растет само по себе.
Первое, что я научилась готовить, это хлеб из сосновой коры. Нужно высушить и измельчить сосновый луб, собранный по весне, смешать с пшеничной или ржаной мукой, солью и закваской. Хлеб должен быть круглой формы — дань уважения солнцу, без которого не было бы жизни. Я люблю его готовить, хоть и никогда не смогу попробовать на вкус. Андроидам не нужна еда.
— Ма-ам! — позвала я, когда подготовила три кругляшка из теста.
— Отлично, как и всегда, — отозвалась она с улыбкой, прежде чем поставить их в печь.
Меня к огню не подпускали: кожа из биосиликона не выносит высоких температур.
— Есть еще какая-то работа?
Мама повернулась ко мне, снова улыбнулась, но взгляд был грустный, тоскливый.
— Отдохни сегодня, Зима. Выйди на улицу. Может быть, получится с кем-то подружиться.
Я опустила голову.
— Ты же знаешь, меня никто здесь не любит. Меня называют Ледышкой, потому что кожа холодная. А еще называют нечистью.
— Просто дай им немного времени, Зимушка. К нам с папой тоже поначалу относились настороженно, и только спустя несколько лет мы стали частью сообщества. Нам пришлось доказать, что мы приняли истинную веру.
Много лет назад страна разделилась на части: одна вошла в состав Западной Технократической империи, другая же рассыпалась мелкими отдаленными поселениями, которые объединяет одно: вера. Старая как мир, она угасала и возрождалась, пока не приобрела всеобщее распространение. Верующие постепенно отказались от всего, что имеет отношение к империи. И вот однажды к ним пришли беженцы.
Мои родители поселились на окраине, в отдалении от всех. Их приняли с опаской и недовольством, но все же приняли, ведь они — люди, хоть и немного измененные. Механические легкие у мамы, а у папы новые глаза и бионический протез руки. Они приносят пользу поселению, поэтому их терпят. Хотя стали терпеть чуточку меньше после того, как они создали меня.
— Покажи им, что ты ничем не отличаешься от остальных. Будь вежлива и обходительна. Уверена, что скоро ты найдешь друзей.
В ее голосе совсем не было той уверенности, которую она пыталась изобразить. Мы обе знали, что ни сегодня, ни когда-либо еще не удастся мне завести друзей в деревне.
Расстраивать маму не хотелось, я кивнула ей и вышла в надежде найти себе новое занятие во дворе.
Невдалеке на поляне у самой кромки леса складывали костер. Молодые девушки и парни из нашей маленькой деревушки любили собираться вместе после дневной работы. Они играли в веселые игры, водили хороводы вокруг костра, пели и танцевали по вечерам. А мне оставалось лишь наблюдать за ними издалека и представлять, как в один прекрасный день позовут и меня. Тешить себя ложью, что не так уж все и плохо, хотя правдой было то, что они ненавидят меня и боятся.
Я чинила изгородь, когда мимо прошли две девушки, Вера и Агния. Они весело о чем-то разговаривали, но при виде меня тут же смолкли.
— Привет, — с улыбкой поздоровалась я.
Агния поджала губы, а Вера нахмурилась и вместо ответа укоризненно произнесла, указывая на молоток в моей руке:
— Ты разве не знала, что это не женская работа, Ледышка? — Она притворно хлопнула себя по лбу и воскликнула: — Ах да, совсем забыла, что ты не девушка, а всего лишь кусок металла и пластика, который вместо ребенка сделали себе безумные старики!
— Зачем ты так? — с горечью произнесла я. — Мои родители не такие уж старые и вовсе не безумные.
— Родители? — засмеялась Вера, и Агния усмехнулась в подражание своей подруге. — Если хочешь быть похожей на девушку, веди себя как остальные.
— Значит, если я займусь шитьем, вы станете звать меня поиграть?
— Конечно, — отозвалась девушка. Уголки моих губ недоверчиво поползли вверх, а Вера добавила: — Правда, с тобой все равно никто не захочет танцевать, Ледышка. Это все равно, что взять в хоровод остывшего мертвеца: глупо, бессмысленно и противно.
Они снова рассмеялись и ушли, а я уныло опустилась на землю. Если бы умела плакать, то обязательно бы заплакала. Больше всего на свете мне хотелось не быть одинокой, но любые попытки завести друзей всегда оборачивались неудачей.
Меня сделали очень похожей на человека. Синие глаза, розовые губки, подвижное лицо, способное принять любое выражение. Я носила платье из синтезированного волокна, как и остальные девушки. Длинные волосы, в которые вплетала, как и остальные, вышитые своими руками ленты. Отличались мы разве что кожей: моя была холодная и слишком светлая, словно вылепленная из снега.
Может, потому все и сравнивали меня с ледяной статуей: зимой, пока остальные лепили снеговиков, мама и папа создавали себе дочь.
Долго отсиживаться без дела не было времени. Я подняла молоток и вытянула одну из сваленных в кучу жердей, но приступить к работе так и не успела. Из чащи леса, что простирается вокруг деревни до самого горизонта, послышался хриплый протяжный крик. Чуть позже этот звук повторился, уже гораздо ближе, так что можно было расслышать:
— Помоги-и-и-те-е-е!
Крик был жалобный, тоскливый, с подвыванием. Скоро к нему присоединился еще один голос, потом еще, и вот уже начало казаться, что целая толпа людей пробирается сквозь лес и молит о помощи.
Селяне побросали свои дела, заслышав крики. Одни застыли, как и я, вглядываясь в густую чащу, другие побежали к домам, прятаться. Все знали, кому принадлежат эти голоса, так похожие на человеческие.
Вдруг где-то совсем рядом раздался треск веток. Из лесной тени выскочили огромные твари, похожие на волков. Остановились на поляне, принюхиваясь. Их желтые глаза светились, словно болотные
