мама так делала, я понимала, что лучше не спорить. Правда, у нас никогда не доходило до наказаний, как частенько случалось в других семьях. И к тому же я всегда старалась не перегибать палку. Я просто не смела. Я покачала головой.
Мама улыбнулась и обняла меня. Антония пристроилась к ней с другого бока.
– Веснушка, я не стараюсь испортить тебе жизнь, – сказала мама. – Я просто хочу быть уверенной, что обе мои дочки окончат среднюю школу без лишних заморочек. Понятно?
– Дочки-заморочки! – пропищала Антония и захихикала.
– Вот уж точно заморочки, – согласилась мама. – Лучше загляните к себе и посмотрите, в чём вы пойдёте в школу в первый день.
– Новая форма? – ахнула Антония.
– Ну, – со вздохом отвечала мама, – она после химчистки.
Но Антонии было всё равно. Она понеслась в нашу спальню, издавая дикие вопли безумной мартышки.
– Давай и ты, старшая сестра, – мама подтолкнула меня плечом. – Посмотри, что я тебе подготовила. Надеюсь, тебе понравится.
– Не полосатое? – уточнила я.
Мама покачала головой и опустилась на диван, снова прикрыв глаза полотенцем.
– Ни в коем случае. Мы ведь не первый год знакомы!
Я поплелась было к себе, но задержалась и оглянулась. Ледяной комок сжимался у меня внутри. «Просто сказать ей! – жужжали мысли в голове. – Вдруг она позволит мне остаться дома, если узнает. Хотя бы на один день. Или неделю. Или год».
– Мама!
– Что, Веснушка?
Я открыла рот, чтобы признаться, но тут же захлопнула его и открыла снова:
– Спасибо за форму.
– Для моих петардочек – хоть луну с неба. – Мама устало махнула рукой: – А теперь кыш отсюда.
Не успела я войти в спальню, как Антония выхватила у меня рюкзак, едва не оторвав вместе с руками.
– Тише ты! – возмутилась я, но ей было всё равно: она доставала кукольную голову. Наш шкаф стоял нараспашку, Антония успела приготовить в нём почётное место из большой картонной коробки.
– Превосходно, – она чмокнула куклу в нос и водрузила на коробку. После чего вытащила откуда-то из угла детский стульчик, пару лет назад купленный мамой на распродаже, и поставила напротив кукольной головы.
– Плоховато придумала, – заметила я. – Мама мигом её найдёт и выкинет на помойку. Спрячь в ящик.
– Нельзя, – Антония покачала головой.
– С какой стати?
– Ну как я буду вести с нею беседы из ящика? – Антония закатила глаза. – Это невежливо, – с этими словами она втиснулась на сиденье крошечного стульчика, изготовленного для совсем маленького ребёнка, каким она была когда-то, и решительно захлопнула дверцу. На этом, похоже, наши споры закончились.
Ночью, когда свет был уже погашен, а я лежала, с головой укрывшись одеялом, Антония тихонько выползла из постели. Она постучала в дверцу шкафа и открыла её. А потом шёпотом завела смутно знакомую мне песенку:
Баю-бай, засыпай,
До утра отдыхай,
Новый день поджидай,
Баю-бай, баю-бай.
Она вздохнула, закрыла дверь и вернулась в кровать. Всего пара минут – и сестра заскрипела зубами. Это повторялось каждую ночь: будто она грызла кирпичи. Я боялась, что рано или поздно Антония источит зубы до дёсен. От этого скрипа у меня самой начинало ломить зубы, но я знала, что скоро звуки сменятся сопением. Пока я лежала в ожидании, мне послышалось кое-что ещё:
«Доброй ночи, Люси. Спи крепко».
Я сорвала с головы одеяло и взглянула на Антонию. Она уже прекратила скрипеть зубами и засопела. Я посмотрела на дверь шкафа. Плотно закрыта.
Содрогаясь, я снова залезла под одеяло с головой. Глупость какая-то. Антония никогда не говорила во сне. Но не это было самым странным. Я могла предположить, что виновато моё воображение, однако готова была поспорить, что странные слова прозвучали из закрытого шкафа.
– Люси, смотри! Я точно видела, как один упал! Видишь? Видишь? – Антония, приплясывая от нетерпения в утренних лучах солнца вперемешку с тенью, старательно всматривалась в густую крону гинкго.
– Еще только начало сентября. – Я поправила на плече рюкзак, чтобы удобнее было смотреть вверх. Пышные, похожие на веера листья были совершенно зелёными. – Слишком рано.
В прошлом году, когда мы только переехали в трейлер, то открыли самую чудесную вещь в этом новом месте: высокое дерево гинкго прямо возле дома. Там, где мы жили раньше, торчала лишь парочка жалких кривых яблонь. Стояла вторая половина октября, и мы с Антонией размечтались, как будем валяться в отличной груде сухих листьев. Мы ждали и ждали почти всю осень, когда же начнут осыпаться листья с гинкго. Дни складывались в недели, остальные деревья мало-помалу теряли листву, но только не гинкго. Его листья и не думали желтеть – ни один. До самого конца ноября.
И однажды утром через несколько дней после Дня благодарения мы вышли из трейлера, чтобы сесть в школьный автобус, и обнаружили аккуратный круг листьев на земле вокруг ствола гинкго. Его ветки стояли совершенно голые. Каким-то образом они всё облетели разом за одну ночь.
Я надеялась, что в этом году нам повезёт и мы заметим, как начнут осыпаться листья с гинкго. Но только не сегодня, не в первый день учебного года, когда о везении не стоило и мечтать.
Я дёрнула за лямку набитого под завязку рюкзака Антонии в виде розового котёнка, который она носила с третьего класса.
– Автобус на подходе, – сказала я. – Не хочу опаздывать.
Антония застонала и потопала к остановке. Я видела, как износились лямки её рюкзака, и подумала, лишь бы они не лопнули. Похоже, сестра вместе с учебниками прихватила добрую половину своих бесценных сокровищ. Надеюсь, по крайней мере, среди них нет кукольной головы. Это слишком даже для такой чудачки, как наша Антония.
Несмотря на мои предупреждения, заколка в виде утёнка со стразами упрямо сверкала у неё на макушке. Лучше бы уж сразу написала на спине: «Дай мне пенделя!» Я искренне хотела её защитить, но мне не удавалось. В шестом классе она будет предоставлена сама себе. И вызывающая заколка не лучшее начало. Я понимаю, что нельзя так говорить, но иногда приходится сожалеть, что мозги у неё набекрень. Хуже того – выдавались такие дни, когда я вообще не хотела иметь сестру.
Наша остановка была второй от начала маршрута. Как всегда, я постаралась занять самое безопасное место – сразу за водителем. Антония плюхнулась справа, но я не рассердилась. Сама того
