совсем обратно на покой попросился? — продолжил расспросы Игорь Николаевич.
— Да нет, чутка подальше. В семидесятые решил лет на десять — пятнадцать. Пока. Да и покой не полный. Хоть и не пересылка, а всё равно работа будет. Наша база, пока ты в уме и жив, от тебя не отстанет.
— А я вот на родину работать приехал. Где-то там, — Игорь махнул рукой на запад, — я лет на пять моложе, волочусь за Верховцевой, шлю стихи Уваровой и чинно пью чай с мадам Панфиловой, поскольку она свою дочку не отпускает от себя ни на минуту.
— Ух ты! Так Вы тут сейчас дважды? — воскликнула Софья, распахнув глаза и прижав ладонь к груди. И неужели нет желания увидеться — хоть слово сказать? Предупредить?
— О чём? О войне с Наполеоном? Так о ней все вокруг талдычат. Даже попы на проповедях пугают мужиков антихристом Наполеоном. Нет уж, то время было радостным и лёгким. Я думал, что всё будет легко и просто… — Игорь помолчал немного: — Никто не думает, что именно его в первом же бою собьёт с коня пуля. И он будет подыхать под кустом в пыли, пока будет бой. А потом французы погонят наших… А потом всё будет хорошо. Я сначала уж подумал, что это ангелы за мной пришли. А это вербовщики были.
— И что, Вы сразу согласились? Там ведь дают возможность отказаться и выжить.
— Знаете, что я страстно хотел всё время переподготовки?
— Нет, очень интересно! — Софья наклонилась к Игорю.
— Я очень хотел увидеть, как их погонят обратно через Березину. Я, ещё не зная, как будет всё, знал точно — погонят. Обязательно погонят. Вот теперь хочу увидеть — как! Хорошо вон Олегу, он в конце его войны уже погиб. Что ты, говоришь, в окно видел?
— Рейхстаг. Только он ещё довольно далеко, да и через реку был. Но уже видел.
— Вот! И я хочу увидеть, как они, босые, голодные, по снегу будут переть отсюда, как чумные крысы, чтобы они сами себе были мерзки в этот момент.
— А я ничего не хочу. Я свою войну с первого дня и до последнего прошёл. Дом рухнул и придавил меня седьмого мая. Уже всем было ясно, что вот она — победа. Умирать не хотелось. Но и трусов не было. Все рвались вперёд, быстрее добить гадину. Но войны я нахлебался так, что больше не хочу. Хочу посмотреть, как страну отстроили, как пожили мирно и хорошо. Нашей с тобой стране редко доставались мирные времена. Мне место директора совхоза обещали. Буду опять у земли.
После завтрака гостей отправили в Смоленск. И почти сразу после них Никитин и Марья, попрощавшись со всеми, кто вышел их проводить, уселись в коляску. На козлы забрался сам новый хозяин. Как он сказал: отвезти до ближайшей почты самому.
Отъехав от деревни не так уж и далеко, Игорь остановил коляску:
— Ну, всё, приехали.
— Пойдём, Марьюшка, дальше нам кони не помогут. — Сказав это, Никитин вышел из коляски и протянул руку — помочь ей спуститься.
— А что, мы за границу пешком идём? — спросила Марья, озираясь по сторонам и крепко держа небольшой узелок с пожитками, которые разрешил взять с собой Никитин. Мужчины улыбнулись.
— Да нет. Всё будет быстро и легко. Ты даже охнуть не успеешь. А поедем мы с тобой не за границу, а в Россию. Только называться она тогда будет Советским Союзом. Но это не сразу. Сначала надо на переподготовку: мне вспомнить, тебе научиться говорить, как надо, да и, вообще, всему заново.
— Это где ж такой Советский Союз?
— В данном случае не где, а когда? Едем мы с тобой в тысяча девятьсот семидесятый год. Дай я попрощаюсь с Игорем.
Мужчины молча обнялись. Игорь перекрестил Никитина и пожелал хорошо устроиться.
Никитин взял за руку Марью, помахал «племяннику» и … исчез вместе с Марьей из этого времени.
Конец.
11.05.23
