— Перед тем как отправить обратно, тебя надо привести в порядок. Что ты вообще делала у этой стены?
— Искала, как выбраться с корабля, — бормочу я.
Орион смеется искренним, здоровым смехом, от которого я тоже начинаю улыбаться. В глазах его загорается огонек, который напоминает мне Старшего. Это не из-за внешности — они здесь все выглядят родственниками из-за одинакового цвета кожи и волос. Нет — о Старшем мне напоминает доброта в его глазах.
На крыльце кирпичного здания я останавливаюсь. Большие белые буквы гласят «Регистратека». Рядом со входом висит портрет Старейшины. Холодный взгляд следит за тем, как я поднимаюсь по ступеням, но я стараюсь не смотреть на портрет. Орион спешит внутрь, на ходу что-то говоря о полотенце.
Я открываю дверь, и приходится подождать мгновение, чтобы глаза привыкли к тусклому свету.
А потом я вижу ее.
Землю.
Не настоящую Землю, конечно, просто большую глиняную модель.
Я бросаюсь вперед, протягивая руки к огромному глиняному земному шару, висящему в центре гигантских размеров холла. Вот Америка, вот Флорида, где я родилась, а вот Колорадо — там я встретила Джейсона. Ладони дрожат, отчаянно пытаясь дотянуться до пыльной, неровной глины, но она слишком высоко.
Орион хватает меня за руки и растирает горячим, немного влажным полотенцем. Такое ощущение, словно он хочет стереть с них кожу. Отбираю у него руки — они красные, но чистые. Не давая мне сказать ни слова, Орион сует мне полотенце в лицо и начинает тереть. Он смеется, и я тоже — уже очень давно со мной не обращались, как с измазавшимся в грязи несмышленышем.
— Ну вот, чисто! — весело объявляет он, бросая полотенце куда-то за спину. Потом протягивает мне стакан холодной воды, которую я тут же жадно выпиваю. Мышцы расслабляются, и, кажется, я потихоньку успокаиваюсь.
— Что, — кивает Орион в сторону модели, — нашла наш макет Сол-Земли?
Видимо, под Сол-Землей он имеет в виду мою Землю.
— А вот, — добавляет он, — «Годспид».
А я и не заметила маленькую модель корабля, которая словно бы вылетела с Земли. Она размером примерно с мою голову, а Земля такая большая, что я не смогла бы даже обхватить ее руками.
Слегка толкаю кораблик. Сбившись с курса, он хаотически качается на своем проводе, но потом успокаивается, словно ничего не случилось. Это же просто корабль. Ему на все плевать.
— Теперь лучше? — спрашивает Орион, словно теплым полотенцем можно решить любую проблему.
— Да, все нормально, — говорю я, но мы оба знаем, что я лгу.
24
Старший
— Идем, — приказывает Старейшина, и по его тону — такому, каким хозяин говорит с рабом — я понимаю, что он обращается ко мне, а не к Доку. Оторвав взгляд от закрытой двери шлюза, следую за ним. Док тоже идет, но не торопясь, и звук его размеренных шагов похож на зловещий барабанный бой.
Дойдя меж рядов криокамер до стола у дальней стены, Старейшина останавливается и выжидающе смотрит на меня. Мой взгляд прикован к столу — я вспоминаю, как на его холодной металлической поверхности, свернувшись клубочком, лежала Эми, а я ничем не мог ей помочь.
— Ну? — отрывисто рявкает Старейшина.
— Что?
— Будь ты главным, что бы ты сделал в такой ситуации?
— Эээ… — протягиваю я, сбитый с толку. Это так похоже на Старейшину. Вечно он начинает свои педагогические штучки, когда я меньше всего к этому готов.
— «Эээ», тоже мне! — передразнивает Старейшина. — Будь лидером! Что нам делать?
— Ну… надо посмотреть записи видеонаблюдения. И, — добавляю я, видя, что Старейшина опять собирается начать издеваться, — карту вай-комов тоже надо проверить.
Старейшина хмыкает, но не отпускает колких замечаний по поводу моего плана, а просто протягивает мне пленку. Прижимаю палец к панели регистрации, и экран загорается. Ввожу одну задругой несколько команд, разыскивая видеозаписи криоуровня. Но на них ничего нет — все черное.
— Что-то случилось с камерами. — Я пытаюсь снова, но снова вижу лишь черный экран.
Старейшина хмыкает.
— В первый раз их тоже вывели из строя. Я думал, что устранил проблему, но, видимо, он снова нашел способ. Попробуй вай-комы.
Снова ввожу команды, на этот раз мне нужен доступ к карте «Годспида». На экране мерцают сотни точек: по одной на каждого человека, каждая обозначает вай-ком. Я раньше уже делал так — очень помогает жульничать в прятки, Харли понадобилось полгода, чтобы понять, как это я всегда его нахожу — но больше ни для чего я эту карту не использовал. Теперь я знаю, что искать: на четвертом этаже Больницы светится кнопка перехода. Нажимаю ее, и на экране открывается криоуровень. Сейчас на нем мигают три точки — мой вай-ком, Дока и Старейшины. Накрываю пальцем ползунок и отматываю время на час назад. На карте пусто, один только…
— Док, — объявляю я, вручая пленку Старейшине, чтобы убедился. — Здесь был только Док.
— Во второй лаборатории со мной было несколько ученых. Они тоже могли спуститься. Легко. Я не провожал их до дверей. Любой из них мог побывать здесь утром, — бесстрастный голос Дока звучит задумчиво. — Я знаю, о чем ты думаешь, Старейшина, но ты зациклился на этом. Сюда мог спуститься кто угодно. У них у всех есть доступ на уровень, все знают, для чего нужны криокамеры и как они работают.
— Или это мог быть он.
Лицо Дока становится словно вырезанным изо льда.
— Он умер, — в голосе его звучит такая завершенность, что, о ком бы Док не ни говорил, я уверен: он в самом деле мертв.
— Он умер, — рычит Старейшина, прожигая Дока тяжелым взглядом. — Но вот его влияние…
Док стискивает челюсти, сдерживая то лишнее, что чуть было не ляпнул Старейшине.
— В любом случае, — начинает тот, — нужно придумать, как починить камеры. А что до вай-комов… — он умолкает на полуслове, склонив голову, прислушиваясь к своему коммуникатору.
А через несколько мгновений я слышу его тихое рычание:
— Что она делает?
25
Эми
Вернувшись в Больницу, я наконец вздыхаю полной грудью. Сильный, резкий запах дезинфицирующих средств почти успокаивает — по крайней мере, хоть чем-то воздух в помещении отличается от уличного.
Прохожу мимо семейной пары, которая регистрирует пожилого мужчину — наверное, отца. Старик что-то бормочет себе под нос, слишком тихо и неразборчиво — мне не понять из-за говора, но все же ясно, что он расстроен.
— Что с ним? — слышу я скучающий голос медсестры, вызывая лифт.
— У него появились какие-то странные воспоминания, — бесстрастно и монотонно отвечает ей молодая женщина. Я останавливаюсь и с удивлением смотрю на них. Если бы моему отцу понадобился врач, я бы, наверное, переживала посильнее.
Медсестра делает пометку на тонком прямоугольнике из чего-то вроде пластмассы.
— Да, последнее время у стариков это часто бывает.
Мужчина кивает.
— Пришло их время.
Дверь лифта открывается, но я все стою и пялюсь на пару. Он что, имеет в виду время умирать? Нет, быть не может.
— Пойдем со мной, — говорит медсестра старику. Он опирается на ее руку и дает увести себя к лифту. Супруги оставляют его, даже не попрощавшись.
— Подержи лифт, пожалуйста, — говорит медсестра. Я прихожу в себя и протягиваю руку, придерживая дверь.
— У нее странные волосы, — говорит старик. Он глядит на меня пристально, но в голосе не слышно ни следа эмоций.
— Да, правда, — отзывается сестра, заходя в лифт и бросая на меня взгляд. — Док предупреждал, что в Больницу поступила необычная девушка.
— Ну, да. — Как на такое отвечать? Нажимаю кнопку третьего этажа — там моя комната.
— Четвертый, пожалуйста, — медсестра бросает взгляд на светящийся экран на стене лифта. — Скоро наступит время принимать лекарства; если поторопимся, успеем обустроиться в новой комнате, — добавляет она, похлопывая старика по руке.
