– Прощай, – отозвался Тощий и помахал рукой. – Может, мы еще когда-нибудь вернемся и поглядим, как ты тут процветаешь.
Люк закрылся.
* * *
Л'ин нежно гладил медную проволоку и ждал грома ракетных двигателей; ему было и радостно и тревожно. Медь – это счастье, но мысли, которые он прочел у Толстяка, сильно его смущали…
Он смотрел, как уносится вверх теперь уже немигающий уверенный огонек. Если эти двое расскажут на Земле о радиоактивных камнях, впереди рабство и гибель. Если промолчат, быть может, его племя возродится к прежнему величию и вновь отправится на другие планеты; теперь его встретят не дикие джунгли, а жизнь и разум. Быть может, когда-нибудь, владея древним знанием и покупая на других планетах вещества, которых нет на Луне, потомки даже найдут способ вернуть родному миру былое великолепие – не об этом ли мечтали предки, пока ими не овладела безнадежность и не простерлись над его народом крылья ночи…
Ракета поднималась по спирали, то заслоняя, то вновь открывая просвет в вышине – равномерно сменялись тень и свет, напоминая взмахи крыльев. Наконец черные крылья достигли свода, Л'ин открыл шлюз, они скользнули наружу – и стало совсем светло… быть может, это предзнаменование?
Он понес медную проволоку в детскую.
…А на корабле Тощий Лейн смеющимися глазами следил за Толстяком Уэлшем – тому явно было не по себе.
– Каков наш приятель? – сказал Тощий. – Не хуже людей, а?
– Угу. Пускай даже лучше. Я на все согласен.
– А как насчет радиоактивных? – Тощий ковал железо, пока горячо.
Толстяк подбавил двигателям мощности и ахнул: ракета рванулась вперед с небывалой силой, его вдавило в кресло. Он перевел дух, немного посидел, глядя в одну точку. Наконец, пожал плечами и обернулся к Тощему.
– Ладно, твоя взяла. Обезьяну никто не тронет, я буду держать язык за зубами. Теперь ты доволен?
Тощий Лейн был не просто доволен. Он тоже в случившемся видел предзнаменование. И, значит, идеалы не такая уж глупость. Быть может, когда-нибудь черные крылья предрассудков и чванливого презрения ко всем иным племенам и расам перестанут заслонять небо Земной империи, как перестали они застилать глаза Толстяку. И править миром будет не какая-либо одна раса, но разум.
– Да, Толстяк, я очень доволен. И не горюй, ты не так уж много потерял. На этой Луиновой схеме сцепления мы с тобой разбогатеем; она пригодится по крайней мере для десяти разных механизмов. Что ты станешь делать со своей долей?
Толстяк расплылся в улыбке.
– Начну валять дурака. Помогу тебе снова взяться за твою пропаганду, будем вместе летать по свету и целоваться с марсиашками да с обезьянами. Любопытно, про что сейчас думает наша обезьянка.
А Л'ин в эти минуты ни о чем не думал: он уже решил для себя загадку противоречивых сил, действующих в уме Толстяка, и знал, какое тот примет решение. Теперь он готовил медный купорос и уже предвидел рассвет, идущий на смену ночи. Рассвет всегда прекрасен, а этот просто чудо!
