С легким «пффф», как будто внутри действительно было герметично – дверца машины открылась. В салоне оказался только один человек.
Это была женщина.
Она легко выпорхнула, как будто мимоходом поправляя обтягивающее серое платье. И улыбнулась так, что юноша облизал вмиг пересохшие губы. Неужели это китаянка? Да нет, подумал Марат, наверно она все-таки европейка, только где-то примешалась восточная кровь. А когда она поправила волосы – такое ощущение что она вообще из южных стран – испанка, или итальянка. Сколько ей лет, интересно? На первый взгляд – не более двадцати пяти. Хотя, приглядевшись, можно понять что далеко за тридцать… Да нет же, ей едва двадцать стукнуло – если посмотреть очень внимательно.
Девушка без возраста миновала кучки братков и подошла к повару, держащему безмолвную оборону у двери своей крепости. Они обменялись парой фраз на китайском, а потом женщина повернулась к оппонентам.
Здравствуйте, - сказала она. – Добрый вечер. Извините за опоздание.
И тотчас же Марат почувствовал, как выходит из «транса». Столько было непосредственности, доброты и мягкости в ее голосе.
Абсолютно никакого акцента. Такое ощущение, что она вообще родилась и прожила всю жизнь в Туле или Смоленске, местная отличница и надежда родителей, а потом закончила какой-нибудь педагогический или даже театральный в Москве. Настолько сильно было ощущение «русскости» в ее голосе. Правильные слова, правильные паузы, идеальные ударения, восхитительные интонации и неуловимый, родной акцент.
Наваждение какое-то. Марату захотелось даже встряхнуть головой.
И вам добрые вечер, - отозвался через секунду Двадцать Четвертый. – Как добрались?
Как ни странно, почти без пробок, - отвечала офицер госбезопасности, и юноша почувствовал, что ему тоже очень хочется задать ей какой-нибудь вопрос. Пусть не важный, пусть даже глупый – но чтобы услышать в ответ её голос, и при очень большой удаче – смех. Очень хотелось послушать, как она смеется, наверно, от этого аж мурашки по коже, если представить.
И девушка засмеялась…
Дальнейшее происходило как в туманном сне. Огромные братки окружили миниатюрную женщину, не подступая, однако, к ней ближе чем на три, а особо отважные – на два метра. У всех на лицах совершенно глупые улыбки.
А что это за марка машины у вас? – раздался совершенно неуместный вопрос.
А-а, это особая модель, - тотчас же отозвалась девушка. – Такая только у меня. И у Джеймса Бонда, - добавила она через секунду, и улыбнулась так лучезарно, что даже небо стало чуть более голубым. Так, по крайней мере, показалось Марату.
Эта фраза, маленькая переделка из древнего сериала – растопила вообще весь лед между собеседниками. Марат смотрел на это представление, и улыбался сам. Он видел, как большие и серьезные мужчины прямо на глазах превращаются в хвастливых мальчишек. Да что там! Самому Нечаеву очень хотелось подойти к китаянке поближе, и спросить что-нибудь. А еще лучше, рассказать что-нибудь. Серьезное и важное. Ужасное или смешное. Таинственное и страшное, чтобы чуть-чуть выделиться в ее восхитительных глазах, чтобы она еще раз улыбнулась, но только ему, одному, лично… Желательно рассказать ей даже не историю, а что-то такое важное… какую-нибудь… государственную тайну. Черт, почему он не знает ни одной государственной тайны? Он бы сейчас с удовольствием ей рассказал! Только для того, чтобы она смотрела, улыбалась и восхищалась.
А в чем суть проблемы, господа? – вдруг спросила китаянка, и на ее лицо набежала тень серьезности. Она обвела всех взглядом, и каждый вдруг захотел посмотреть - что у него под ногами. А еще больше хотелось, чтобы этой тени на ее лице не было.
Как-то в одно мгновение братки выстроились из круга в полумесяц, и только четверо из них остались стоять в стороне. Сейчас они походили на провинившихся детей, полных раскаяния. Один из них кривил лицо так, что казалось, что он сейчас хочет упасть на колени и заплакать, простирая руки и вымаливая прощение.
Абсолютно никаких проблем, - строго сказал Двадцать Четвертый. Выждал две секунды и добавил:
Если мы все придем к мирному соглашению…
Насколько я поняла, несколько ваших друзей, мужчин, - офицер выделила последнее слово. – Не захотели заплатить за еду. И почему то хотели избить вот этого достойного человека, - маленькая рука указала на повара на крыльце.
Ну что вы! – вдруг подал голос один из четверки «отверженных».
Молчать! – голос «Двадцать Четвертого» по жесткости и холоду казался стальным клинком на морозе. Охотничьим ножом, которым можно легко резать замороженное мясо – таким был его голос.
Марат непроизвольно сжал плечи, постарался стать ниже ростом. Теперь он боялся взглянуть на китаянку. Вместо этого он старательно смотрел на ее ноги, и вдруг ему пришла в голову мысль… Что если сейчас начнется драка, то единственные ноги, которые покинут поле боя, переступая через тела и лужи крови – будут как раз вот эти. Обутые в тоненькие серые босоножки на высоком каблуке.
Нечаев усилием воли заставил себя перевести взгляд с ног женщины - чуть повыше. Её тело было прекрасно, само совершенство. Ничего лишнего, и все на месте. Но мысль не отступала. Это совершенное тело обучено и подготовлено так, что обладательница его убьет любого присутствующего здесь. Одним ударом, отмахнувшись как от мухи. Его, Марата, и этих братков - учили побеждать. Учили годами, хорошие тренера.
Но её обучили не побеждать. Её обучали - убивать. И не хорошие тренера, а лучшие…
Самый здоровенный из провинившейся четверки (Марат вспомнил его, это был боксер по кличке Апач) – торопливо достал из карманов штанов пухлый потрепанный бумажник, и стал трясущимися руками вытаскивать разноцветные купюры.
Отставить, - металлическим голосом скомандовал Четвертый.
Он повернулся к женщине и совершенно другим, ласковым и доверительным голосом начал говорить:
Произошло полное недоразумение. Мы приносим свои глубочайшие извинения, и готовы возместить любой ущерб. И материальный и моральный. И чтобы впредь такого не повторилось, Братство обещает и дает слово, что господин Лю Сянфэй, - Двадцать Четвертый указал на повара. – Будет в совершеннейшей безопасности в этом городе. Ему будет оказаны высочайший почет и уважение. Про него даже напишут в местных газетах. Соответственно, виновники недоразумения, - рука Четвертого указывала уже в другую сторону. – Понесут суровое наказание.
Китаянка кивала с легкой улыбкой, а Двадцать четвертый продолжал:
Естественно, мы крайне надеемся, что инцидент будет исчерпан. И не будет нести никаких последствий, кроме добрых и дружественных отношений. Мы можем на это рассчитывать?
Офицер госбезопасности теперь смотрела вниз, словно раздумывала, и принимала какое-то важное решение. У Марата от этой её позы, и легкого раскачивания из стороны в сторону (как громадная и при этом чрезвычайно ядовитая змея выглядывает из норы, ей богу! – подумал он) – поползли холодные капли пота по спине. Юноша вдруг понял, что находится на волоске от таких неприятностей, что все беды, которые были в его жизни – это не более чем пыль на ветру.
Да, - кратко ответила китаянка, и по рядам мужчин пронесся облегченный выдох.
Да, - повторила она. – Конечно. Я услышала вас. Спасибо за понимание. Мне, конечно, пора… Прекрасный вечер…
Мозг Марата чуть не взорвался. Ему показалось, что еще чуть-чуть, и эта женщина выберет его из всех, предложит продолжить прекрасный вечер, сначала у нее в машине а потом… Какая то идиотская идея, безумная надежда на неосуществимое счастье… Ведь чудеса случаются!
Но машина взревела, и офицер госбезопасности уехала.
Некоторое время все стояли, в молчании и неподвижности. Казалось, что само солнце помрачнело, и мгла заполнила улицу.
Что это было? – спросил вдруг чей-то голос. – Что это, черт побери, было?