— Что-то я не пойму, они разбойничают, что ли? — спросил Роберт Варакин. — Похоже на рэкет и вымогательство.
— Это не вымогательство. Это глумление над личностью, — грустно произнёс Геннадий и заорал на весь лес: — Я сегодня не один! В следующий раз приводите…
***
Снегопад прекратился. Даже выглянуло солнышко. Все собрались вокруг костра. Жарили сосиски из петушиной колбасы. Сашка и Шалайя предпочитали далеко от людей не отходить — боялись хищных гибридов и «диких» из леса. Трое волков подтащили к огню громадный пень. Резались на нём в карты, словно за покерным столом. Лепец персонально для себя открыл бутылку водки и хлебал прямо из горлышка.
— В Алдан «дикие» вообще не заходят, — рассказывал чёрный волк, — а мы к ним тоже не лезем. Но это пока. Если Палач прикажет, мы их быстро прогоним с насиженных мест.
— Никакие они не «дикие». Зря вы так. Люди как люди, только заблудшие, — почему-то оправдывал лесных жителей Геннадий.
— Чего им от тебя надо? Зачем бревно вытащили на дорогу? — спросил Лепец. — В карман лапы суют, грабят тебя, а ты заступаешься. Ну и терпила.
— Не понять тебе, волчок. Это только людей касается.
— А ты расскажи, вдруг пойму.
— Ладно. Только Борисовна уши прикрой, — улыбнулся водитель.
Экспедитор Пяточенко поправила чёлочку, приготовившись к рассказу водителя. Уши не прикрывала.
— Встретил я «диких» через месяц, как первый раз в Алдан съездил. Жму на педали, наслаждаюсь лесом и вдруг вижу — бревно на дороге. Я остановился. С ружьишком вышел, огляделся. Вроде нет никого. Оттащил на обочину дерево и собрался уже в кабину, как вдруг смотрю, стоят трое: маленькие, коренастые, с бородёнками… ну, точно как у Шалайи. Я, конечно, струсил. Боязно мне среди необразованных людей. А один дикарь говорит, причём так вежливо: «Ружьё говорит, давай!». Я ствол в снег бросил, перекрестился. Тут второй говорит: «Патроны давай. Сахар давай». Всё думаю, сейчас и машину заберут, и меня прикончат или бросят на съедение зверя. Но представляете, не убили и не оставили в лесу помирать. Забрали патроны, еду и ушли. Ну, что делать. Ограбили, так хоть живой. Я за руль. Дальше еду. Загрузился в Алдане свежатиной и назад. Проезжаю вот это самое место, а здесь снова бревно. Выхожу из кабины и сразу к известному кусту. Я им кричу, мол, нет у меня патронов и ружья нет! И снова появился один из прежних. Улыбался и так хитро противным голосом предложил мне: «Смотри, однако, какая красива у нас девушка есть — хочешь её?». Я глянул, а из куста задница женская выглядывает. Голая — без трусов! Всё остальное накрыто оленьими шкурами. Лица не видно, вообще! Ну, как сказать нет? Я со страху и согласился, оплодотворил — так сказать. Теперь каждый год в начале октября собираю коробку, еду в Алдан, вижу бревно и в лес ухожу к лысым кустам. Я думаю, что «диким» нужна свежая кровь для рождения здоровых детишек. Три машины гоняют за мясом и все водители раз в год платят долг лесным людям: кто в октябре, кто в мае. Вот такая история.
Мария Борисовна слушала рассказ с открытым ртом. Роберт и Яша косились по сторонам, выискивая глазами тот самый куст. Листва уже осыпалась, лежал снег; было страшно представить, что ждёт Геннадия на обратном пути.
— Сколько раз на дорогу брёвнышко вытаскивали? — сочувственно спросил Одноглазов.
— Это седьмой раз, — быстро сосчитал водила.
— Значит, у тебя шестеро внебрачных детей в этом лесу, — улыбнулся чёрный волк и отхлебнул водочки. Ему рассказ понравился, но он не верил. Человеку наврать, что волку морду почесать.
— Нет. Пятеро ребятишек, — твёрдо ответил Геннадий. — В прошлом го́де надо мной пошутили.
— Да ты что?! Мужика привели? — рассмеялся Лепец.
— Да брось, какого мужика? Старуху.
Повисла пауза. И только костёр весело щёлкал сухие ветки.
— Может, ты зря сейчас отказался. Пошёл бы в кустик, чик-чик и свободен. Кто знает, что завтра случится. «Дикие» включат пени, и будешь потеть за семерых, — вполне серьёзно предупреждал Одноглазов.
— Они неопасны. Я вам точно говорю, — сказал Геннадий. — Бывший экспедитор, Семён Семёныч, так он к диким ушёл. Не захотел с гибридами жить в Якутске. У него и квартира хорошая была и пенсия. А душа в лес тянет. К свободным людям.
Волк снова приложился к бутылке, выпил всё до дна. Затем вытянул губы трубочкой, но не завыл, а крикнул так, что взбодрил всех.
— Семён! Выходи! Расскажи как оно — на свободе!
Люди улыбнулись. Кабаны напряглись.
— Пора ехать в Алдан, — отряхнул снег с подошвы Геннадий. — Я только коробочку в куст занесу и сразу в кабину.
***
Время за полночь. Снова пошёл снег и ударил настоящий мороз. Возле мотеля на въезде в город собралась целая армия вооружённых гибридов. Все ждали рефрижератор, в котором везли императора Сибири.
На бронированном джипе подъехал криминальный авторитет Буч. На трёх машинах его сопровождали десяток волков. Среди них самые верные парни: Гоча и Зура. Отдельно пожаловали два медведя — братья-близнецы: Мирон и Ларион.
Волки сложно уживались с косолапыми гибридами. Честно сказать, с мишками всем тяжело. Но бурые братья в отличие от своих сородичей из «пивных» полков не употребляли алкоголь даже в минимальных количествах. Братья не курили, постоянно занимаясь спортом. Всё свободное время они проводили на складах алданской плодоовощной базы. С удовольствием разгружали фургоны с консервами и перетаскивали за час, как бригада грузчиков из семи кабанов за весь день. Силой косолапые обладали могучей, а с мозгами беда. Хотя медведи умели считать и даже писать. Были они не глупее обычного хряка, но до волков или куньих им как до Страны Буэнос-Айрес — если вообще такая существует.
Антропоморфы вооружились, будто идти им в бой. У шестерых из десяти волков за спиной висели короткоствольные «калаши», другие волки обвешались гранатами, словно муфлоны из Страны Багдад. Медведи отличились особенно. В кузове пикапа они установили пулемёт «утёс». Мирон сидел за рулём. Ларион мечтал надавить на гашетку, постукивая когтями по корпусу крупнокалиберного убийцы.
— Бурый, почему не танке приехал? — пошутил Буч, обратившись к Лариону.
Шутками-прибаутками приходилось каждую минуту доказывать свою власть, призывая медведей к порядку, напоминая, кто здесь главный.
— Потому что у меня нет танка, — пожал могучими плечами Ларион.
Мишка поглаживал пулемёт. Лапы коснулись спускового крючка. Но опасаться нечего. Буч распорядился забрать у косолапых ленту, снаряжённую трассерами, а то неизвестно, что взбредёт в башку, когда захочется пострелять.
Мирон вылез из-за руля. Сложив лапы за голову, он ни с того ни с сего стал приседать. Медведям силу девать некуда. Приходится заниматься даже ночью. Пятьдесят приседаний, а затем сэндвич с салом приводят мысли в порядок и не дают застояться крови в громадном теле.
— Мирон, считай про себя! — крикнул Буч.
— Понял тебя. Принято! — пыхтел в ответ медведь, но считать вслух не перестал. — Семь, восемь, девять…
— Шеф, не обращайте на него внимания. Сегодня он на лапу мою наступил, я ведь терплю, — поддержал, как мог Гоча.
Буч покосился на волка. Иногда парни его разочаровывали глупой назойливостью.
Алданские бандиты припарковали автомобили аккурат в одном месте, а отдельно стояла ещё одна машина. И росомаха Буч, и Гоча, и другие волки, и медведи знали, кто приехал в той тачке, потому вели себя собранно. Они не пили, не курили и почти не матерились. Сидящий в машине, это не гибридный зверь — это настоящий человек. Все звали его Палачом.
Специально подготовленные кликуши распространялись слухи, что этот человек безжалостно убивает сотни свиней и баранов. Рвёт их на части почём зря. Перерезав горло и сняв шкуру, он спит в разделанных тушах и пьёт свежую кровь из трёхлитровой банки. Если Палач не проделает лютый ритуал, то обязательно выйдет в город и впадёт в «ярость». Он обязательно заберёт жизни невинных: волков, кабанов, енотов, нутрий и даже медведей. Когда Палач голоден, то поедает маленьких медвежат, поросят и котят прямо на глазах родителей. В Алдане Палачом пугали детей, взрослых и стариков. Все боялись жуткого человека, но не многие были знакомы с ним. И только Буч знал имя Палача, данное ему при рождении. Его звали — Роман Бескровный.
