Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия

5 декабря 2*** года.

– Товарищи пассажиры! Через двадцать минут наш самолет произведет посадку в аэропорту города Обска. Температура воздуха – минус 28 градусов. Местное время – пять часов сорок минут. Просьба: спинки кресел привести в вертикальное положение и пристегнуть привязные ремни…

В салоне зажегся яркий свет. Сидящий в первом ряду крупный мужчина, на вид лет сорока от роду, непроизвольно зажмурился и потянулся. Стюардесса, проверявшая, как пассажиры выполнили ее инструкции, боком протиснулась в проходе, наполовину перегороженном его мощными плечами, и не сделала ему в отличие от других никаких замечаний. Ведь на их борту уже давно не было иностранцев. А тут сразу такой фрукт!

Костюм из тончайшей шерсти, золотой Rolex, дорогие сапоги из крокодильей кожи, Financial Times с биржевыми сводками и свежий загар посреди зимы выделяли его среди пассажиров.

Между тем загадочный пассажир окончательно пришел в себя. Ему снова не удалось заснуть. Мысли и впечатления роились, переплетались, создавая причудливые комбинации и образы, и никак не давали уставшему сознанию хоть немного покоя.

Уши заложило. Иностранец стал усиленно зевать и глотать слюну, чтобы не ходить потом весь день наполовину глухим. Но самолет вдруг подпрыгнул и покатился, ревя двигателями, по посадочной полосе. За последние двое суток этот уставший человек четырежды взлетал в небо и столько же опускался на грешную землю, пересекал экватор, экономил часы, летя на запад, и терял их вдвойне, возвращаясь на восток. Самолеты, которыми он летел, пилотировали австралийские, сингапурские, немецкие и, наконец, российские экипажи.

Хорошие лайнеры обслуживают цивилизованный мир: комфортабельные, бесшумные, экологически чистые. Но в мастерстве пилотирования с русскими летчиками мало кто может сравниться. Даже доисторические разболтанные «ТУ» они умудряются сажать мягко и плавно.

На трап он вышел последним и, закашлявшись, отпрянул обратно в теплое, ставшее почти родным за четыре часа полета чрево самолета. Настолько холодным и резким был воздух, ударивший и в нос, и в горло одновременно. Но, сделав пару глубоких вдохов, он стал судорожно глотать морозную взвесь с искрящимися в свете прожекторов мельчайшими снежинками. И сам себе не мог уже представить, как он прожил почти четыре года, сейчас казавшихся вечностью, без этого напоенного кислородом и запахом кедра студеного воздуха.

– Добро пожаловать в Сибирь, мистер Смит, – приветствовал гостя на сносном английском языке высокий и подтянутый молодой человек в армейском овчинном полушубке без погон.

Вслед за ним по трапу поднималась миниатюрная женщина в потертой, не по сезону легкой дубленке и лохматой песцовой шапке.

– Это Оксана. Она будет вашей переводчицей и гидом. Меня же зовут Сергей. Я – сотрудник ОВИР.

Мистер Смит ответил на чистейшем русском:

– К чему все эти церемонии? Вы же наверняка досконально изучили мою биографию и знаете, что в этом городе я прожил без малого два десятка лет. Поэтому ни в провожатых, ни тем более в переводчиках я не нуждаюсь.

– Таковы правила приема иностранных гостей в нашей стране. Не я их устанавливал, не мне их отменять. И вы уж постарайтесь в точности придерживаться их. Поверьте, это в ваших же интересах. Оксана передаст вам Памятку для иностранцев, – официальным тоном, не проявив даже показного добродушия, сказал Сергей.

По-русски он иначе говорить не умел.

«Господи, неужели я в Обске?! Под ногами скрипит настоящий снег, метет поземка, и скоро я увижу родные улицы, лица, Наталью и сына», – расчувствовался Джордж Смит, он же в недавнем прошлом Георгий Кузнецов, проходя по заснеженному летному полю к выходу в город.

– Стой, стрелять буду! – послышался впереди, где толпа просачивалась через узкую калитку, грозный окрик.

Из темной людской массы отделилась грузная фигура пожилого человека с дипломатом и целлофановым пакетом в руках. За ней, грубо расталкивая локтями испуганных пассажиров, устремились два полушубка, таких же, как на Сергее. Вырвавшись на простор, беглец на секунду замешкался, оглянулся по сторонам и, оценив ситуацию, изо всех сил бросился к самолету. Он промчался буквально в метре от Смита.

Джордж даже расслышал его тяжелое дыхание. Сотрудник ОВИР попытался остановить убегающего, но тот с поразительной для его возраста и веса прытью перемахнул через подставленную ногу, и ударил дипломатом Сергея по голове. Молодой человек упал. Толстяк уже ухватился за поручни трапа, еще пара мгновений – и он окажется в самолете. Но тут раздался выстрел.

Беглец вздрогнул, дернулся вперед, затем назад и кубарем покатился вниз. Дипломат раскрылся, и из него вывалились какие-то бумаги, а из разорванного пакета скатывались по трапу на снег оранжевые, как солнце, апельсины.

Подбежавшие к телу полушубки оказались не у дел.

– Готов. Прямо в затылок. Классный выстрел! – констатировал один из них.

За оградой раздался истошный детский крик:

– Де-да! Дедушка!

Смит обернулся и похолодел от ужаса. По полю бежала девочка лет десяти, за ней прихрамывала немолодая женщина. Но он смотрел на переводчицу. Девушка смущенно улыбнулась и быстро спрятала в болтавшуюся на плече сумочку пистолет.

Первые пять минут они ехали в полном молчании. Тишину нарушил Сергей, сидевший впереди на пассажирском кресле. Потирая ушибленный лоб, он сказал:

– Тяжелый сундук оказался у этого жирного гада. Даже искры из глаз посыпались, когда он меня им долбанул. А ты, Ксюха, молодчина. Не растерялась.

Переводчица не ответила. Но по ее виду было понятно, что похвала Сергея для нее приятна. Большие серые глаза женщины светились умиротворением и спокойствием. От чего у сидевшего рядом Смита вновь по спине пробежали мурашки. Он не удержался и спросил девушку:

– Оксана, за что вы убили этого человека?

– Он был враг. Сопротивление органам при задержании, попытка захвата самолета. Для применения оружия более чем достаточно, – четко, как на экзамене, отрапортовала она.

– Помилуйте, какой захват?! – удивился иностранец. – У него не было даже перочинного ножика. Одни документы и апельсины. Вы же сами видели. И потом, в Москве нас так тщательно досматривали.