John Meaney
«The Swastika Bomb»
2002
Огромный черный треугольный силуэт скользнул над головой, раздирая внутренности дисгармоничными волнами шума. Развернувшись в боевую позицию, дракон повис над колонной Нельсона. Стайка мирных голубей будто взорвалась и тут же рассеялась над Трафальгар-сквер, едва только тень врага коснулась мостовой. «Хейнкель драке 22-Е». Я немедленно определил видовую принадлежность летательного аппарата, под крыльями которого уже шевелился, стремясь на свободу, смертоносный груз. Шум крыльев каменными волнами рушился вниз, а я посмотрел вверх — примерзнув к месту, невзирая на всю подготовку — и судорожно сглотнул, увидев это зрелище. Огромные кресты люфтваффе дополняли черные паучьи свастики, подвешенные в бомбовых люках.
Бежать!
Я приготовился сорваться с места… и в этот самый момент увидел ее. И влюбился.
Так бывает в весеннюю грозу, когда небо темнеет, и вдруг вопреки всему чья-то фигура на земле вспыхивает собственным белым светом… Это была она. Зачесанные вверх медовые волосы, бледное треугольное личико цвета слоновой кости над опрятным серо-голубым мундиром Королевских ВВС, округлившиеся глаза…
Их гибельный взгляд соприкоснулся с моим.
Боже мой. Какая красота…
И тут посыпались бомбы-свастики.
Она замерла в нерешительности возле высохшего широкого фонтана — черные изваяния львов остались за моей спиной. Ощутив движение над головой, я немедленно сорвался с места.
Когда я оказался возле нее, она уже сбросила туфли. Ухватив горстью куртку на спине — идеальной спине — незнакомки, я едва не приподнял ее, и мы, пронзая время, изо всех сил рванули в сторону высокой и бледной церкви Святого Мартина в Полях, а сверху на нас падали большие когтистые кресты.
Они щелкали, дергались, готовясь убивать.
Беги.
Мысли ее превратились в мои собственные, слились воедино, пусть движение не позволяло нам заговорить: мы стали приматами, бегущими в смертельном испуге и азарте борьбы за свою жизнь.
Быстрее.
Внезапно мы оказались возле стены здания, я повернул было в сторону Черинг-кросс, но она потянула меня влево, и мы затормозили возле груды мешков с песком как раз в тот самый миг, когда за спиной рыкнуло. С нарастающим грохотом похожие на огромных соединенных черных червей бомбы хлестали неистово, разбивая гранит, как папье-маше; внутреннее давление в них нарастало, разрывая мешочки с вирусной отравой и пузыри с кислотой.
Спотыкаясь, мы бросились вниз по ступеням, и чьи-то добрые руки втянули нас в помещение. Мы стояли внутри полутемной церковной крипты — в безопасности.
Уцелели…
И в этот полный восторга момент мы крепко обнялись и поцеловались, словно можно было навсегда слиться в этом порыве счастья.
Я спросил ее:
– Ты выйдешь за меня замуж?
И она ответила:
– Да.
И тогда мы назвали друг другу свои имена.
Так уж было принято в те дни, когда никто не знал, что ждет его завтра и послезавтра — жизнь или смерть.
– Меня зовут Лаура. — Она еще не отдышалась, но, несмотря на это, голос ее был волшебно мелодичен.
Сумрачная, освещенная лишь мерцающими оранжевыми огоньками свечей крипта была полна народу. Люди сидели на полу и стояли у стен. Некоторые из них были в гражданской одежде, однако в основном нас окружали военнослужащие в защитном обмундировании. Люди горбились, стоя на трехсотлетних плитах пола, погрузившись в собственные думы или же негромко переговариваясь друг с другом.
Однако для меня здесь существовала только Лаура — подлинная и прекрасная.
– Слышишь?
Руки ее напряглись, и я услышал чистый, серебристый свист, внезапно заполнивший пространство.
Сдержанно улыбнувшись, она шепнула:
– А теперь подождем.
Издалека донесся грохот, и мне невольно представились вспышка огня и волна жара. И тут все услышали странный и жуткий крик раненого бомбардировщика-дракона.
Спитфайры![1]
По подземелью пробежал радостный крик. — Сукин сын Джерри[2] получил по заслугам. Позже мы узнаем все обстоятельства: и как отважные молодые люди забрались в крошечные кабинки, устроенные на хребтах серебристо-зеленых рапторов, и как соединились с нервными узлами своих небесных коней, и как, сложив крылья, низринулись с облаков, а потом как можно шире расправили их — целя под огромные треугольные крылья, мимо потрясенных пилотов, увидевших, что принесенная ими смерть обращается против них самих.
Свирепая схватка оказалась нелегкой, ибо драконы люфтваффе прилетели с собственным эскортом — изумрудно-зелеными «мессершмиттами фальке 104», страшными соколами, блестевшими под лучами солнца. Вскоре над осажденным Лондоном завязались поединки: более быстрые немцы догоняли маневренные спитфайры — с обеих сторон отважные молодые люди, наделенные железной волей и молниеносной реакцией, сражались за свои государства, рискуя собственной жизнью.
Огромный бомбардировщик-дракон, нанесший удар по Трафальгар-сквер, получил серьезные повреждения в первые же секунды: от языков пламени и строп, брошенных с проскользнувших мимо спитфайров. Раненый черный дракон поднялся повыше, напрягая треугольные крылья, однако раны были смертельными, в теле его разрывались жизненно важные органы, и экипаж ничего не мог сделать… чудовище по плавной дуге направилось к водам Темзы.
Оно рухнуло в волны, и высоко взметнувшийся фонтан поглотил надежды противника захватить экипаж живым: люди не могли уцелеть, когда хребет дракона переломился пополам.
Потом, уже вечером, толпа взрослых с редкими вкраплениями неэвакуированных детей следила с набережной за тем, как флотские тральщики вытаскивали огромную тушу: прозекторы Королевских ВВС уже ожидали на берегу.
Однако все еще ярившаяся над головами воздушная битва уже отодвинулась в сторону, по крипте побежал вздох облегчения, засветились огоньки сигарет.
– Вот, — Лаура передала мне мои очки. — Конечно, если они тебе пригодятся.
Очки пережили нашу гонку лишь для того, чтобы свалиться на могильный камень под нашими ногами. Одно из стекол треснуло.
– Спасибо. — Я убрал их во внутренний карман пиджака, двубортного, коричневого, теперь изрядно запыленного, и огляделся в поисках шляпы. — Могут еще пригодиться.
– Для маскировки? Совсем рядом с Уайтхоллом? — На изящных губах появилась улыбка. — Или же простые стекла можно использовать не известным мне способом?
– Ты очень наблюдательна.
– Не только… Подозреваю, что мы направлялись в одно и то же место, любимый.
