— Вот!…
Мистер Хедд нажал кнопку маленького черного аппарата, который своим внешним видом напоминал обыкновенный карманный кодак. Из крохотного с булавочную головку отверстия в передней стенке аппарата блеснул заметный, несмотря на яркий дневной свет, луч.
Луч этот переливался всеми оттенками радуги и, то вздрагивая, то извиваясь, скользил по комнате.
— Вот!…
Мистер Хедд с победоносным видом хлопнул ладонью по ящику.
— Нет больше революции, нет больше партийной борьбы. Все — коммунисты!..
Джон недоверчиво улыбнулся.
— Вы уверены в том, что добились своего?
— Уверен ли?!
Мистер Хедд поправил сбившееся в сторону пенснэ.
— Уверен ли?! Вы, Джон, хороший оратор, прекрасный партийный работник, но в области науки вы дитя. У меня слишком большой опыт и не маленькое научное имя, чтобы говорить о непродуманных открытиях. Мой коммунизатор не сон, не фантазия. Вот он, — действительный, настоящий.
— Коммунизатор??!!
— Эта игрушка в течение секунды превращает любого человека в коммуниста.
Джон, откинувшись на спинку кресла, хохотал, вздрагивая всем крепким телом рабочего, и от густых нот его смеха дрожала комната.
— Охо-хо хо-хо хо! нет, тысяча чертей, Хедд, вы уморите меня. Коммунизатор!.. Да как вы можете сделать человека коммунистом посредством какого-то луча, когда… когда… ох-хо-хо-хо… и чудак же вы, мистер Хедд!
— Когда сознание определяется бытием, хотите вы сказать? Да? Так знайте, что в основу моего открытия положена именно эта, обязательная для всякого марксиста, формула: сознание определяется бытием! Так. А что такое бытие?
— Бытие?..
Джон пожевал губами.
— Бытие? Бытие — это… это… это бытие.
— О, несчастный! Бытие влияет на организм?
— Влияет.
— Влияет на физиологические свойства и взаимодействия тканей и клеточек, их образующих?
— Влияет.
— Сознание зависит от определенного расположения и определенных реакций, в этих клетках происходящих?
— Зависит.
— Слушайте же. Я взял коммуниста, самого настоящего коммуниста. Исследовал его, проанализировал, узнал из каких химических элементов состоит его коммунистическая сущность, и готово.
— Ну?..
Джон перестал смеяться.
— После этого — несколько чисто лабораторных опытов, и мне удалось искусственным путем создать все необходимые элементы. Дальше уже пустяки. Высокая температура, конденсирование, и в результате этот луч обладает способностью моментально перестраивать все клеточки человеческого организма
— Ну?
— Сегодня я и решил произвести свой первый опыт.
— Над кем?
— Над премьер-министром.
— Над премьер-министром??!!
— Именно. Мы отправимся с вами в палату общин. Во время программной речи министра я пощекочу уважаемого реакционера своим лучем.
— Послушайте, — сказал Джон. — Вы слишком убедительно говорите. Я, кажется, начинаю вам верить, но не согласитесь ли вы произвести маленький предварительный опыт?
— Над кем?
— Над кем?..
Джон задумался.
— Ну, надо мной, что-ли.
— Над вами? Чудак! Разве вы хотите быть коммунистом в квадрате? Нет, дорогой мой! От вас луч просто отскочит.
— Тогда над собой!
— Над собой?
Мистер Хедд покачал головой.
— Нет, нет, я предпочитаю остаться вне сферы влияния этого луча.
— Почему? Вы же сочувствуете нам.
— Видите ли, я, конечно, сочувствую. Но вот пункт, в котором мы расходимся. Вы уверяете, что на пути к коммунизму неизбежна борьба, а я говорю…
— Знаю. Слышал. Вы мечтаете об эволюционных возможностях.
— Да. Это-то я и докажу своим изобретением. Без гражданской войны, без потрясений, без…
В соседней комнате послышался негодующий голос. Квартирная хозяйка мистера Хедда возмущенно выговаривала горничной за то, что та пропустила очередное молитвенное собрание Армии Спасения. Бедная девушка робко извинялась: у нее захворал брат, она должна была его проведать.
— Нельзя забывать о господе ради забот земных.
— Но я, барыня…
— Никаких оправданий. Надо помнить о своей душе. Дело бедняков и тружеников ежечасно взывать к господу.
— О, дьявол — прохрипел Джон. — Вот пример…
Мистер Хедд приложил палец к губам.
— Тсс! Приоткройте тихонько дверь!
Джон встал и, стараясь не шуметь, на цыпочках подошел к двери. Старый ученый взял со стола аппарат и приготовился начать кнопку.
— Следите, Джон!
Дверь тихо приоткрылась. В образовавшееся отверстие видно было, как горничная, теребя накрахмаленный передник, с глазами, полными слез, выслушивала наставления особы, сидевшей в глубоком кресле.
— О боге надо всегда помнить. Он защитник всех несчастных и страдающих, он…
— Но мисисс, мой брат…
— Бог должен быть дороже брата. И кроме того, вы своим поведением огорчаете меня, вашу госпожу!
— Мне, право, стыдно, мэм! Я не подумала и, кроме того…
Крак! Мистер Хедд нажал кнопку.
Луч упал на лицо девушки. Она вздрогнула, как будто от укола, и вдруг неожиданно закончила.
— И, кроме того… убирайтесь вы к дьяволу! Проклятые эксплоататоры! Вы создали бога для того, чтобы лучше дурить нам головы. Я больше не служу у вас!
Почтенная матрона застыла в своем кресле с расширившимися от ужаса глазами, а ее, до сих пор покорная, служанка сорвала с себя передник, чепчик и, скомкав, швырнула их прямо в лицо своей госпоже.
Мистер Хедд, довольный, улыбался. Джон, как каменная статуя, недвижно стоял с широко открытым ртом.
— Я сказал вам, что вы дитя! Едем в палату общин.
Если бы белая палка полисмена, регулируя движение, не подымалась бы в воздухе, останавливая и снова направляя дальше сплошной поток людей и экипажей, то направляющиеся в палату общин никогда не добрались бы до нее.
Со всех сторон тянулись люди к зданию старого парламента. Сегодня было особенно много блестящих дорогих автомобилей, особенно много породистых лошадей, покрытых теплыми попонами, с ногами, забинтованными тонким белым полотном.
Все самое богатое, самое аристократическое, все, чьи текущие счета в банках оканчивались не менее, чем шестью нолями, все, чьи фабрики и заводы целые дни окутывали город дымом своих труб, все, что имело великую честь носить впереди своей фамилии титул сэра, было сегодня в палате общин.
Этот день был их праздником. В этот день самое реакционное из всех реакционных министерств Европы выступало со своей программной речью.
Джон дрожал как в лихорадке и, когда премьер-министр, сверкая огромной лысиной и небрежно играя моноклем, поднялся на трибуну, он схватил мистера Хэдда за руку.
