Туман вечности и болото бесконечности
(Рассказ)
Всё, что здесь есть — это болото. Огромное, непроходимое и нескончаемое поле кочек да трясин.
Серое, коричневое, грязно-зелёное.
Чавканье грязи, хлюпанье грязи, зудение комаров…
Есть я — болотный туман. Огромный, беспросветный, вечный. На всё болото, от края и до края его бесконечности.
А ещё есть плач лягушонка.
Плач лягушонка? Действительно, плачет лягушонок. И, судя по судорожной прерывистости всхлипов, уже довольно давно, даже силы начал от плача терять. С чего бы вдруг? Надо посмотреть. Тем более, что доносятся рыдания с самой необжитой и опасной части болота.
На кочке сидел лягушонок и плакал так безнадёжно и горько, что мне даже не по себе стало.
— Что случилось? — спрашиваю его.
— Ты кто? — подскочил перепуганный лягушонок.
— Туман. Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю. Я ведь не более чем сгусток водяного пара.
— Туман не может говорить! — кричит лягушонок. Похоже, от испуга ему все мозги отключило, если столь настойчиво отрицает очевидное. Ещё один такой каменно-безапелляционный вопль, и я сам начну сомневаться в своей способности к членораздельной речи.
Надо его как-то в чувство и разум привести. От забредших на болото людей я слышал, что в таких случаях хорошо помогает либо оплёуха, либо жменя холодной воды в лицо.
К сожалению, оба средства осуществимы только в том случае, если есть руки.
Придётся изыскивать другие способы.
Я сгущаю свои клубы вокруг лягушонка и остужаю их насколько могу. Спустя несколько мгновений следует возмущённый вопль: «Ты что, сдурел? Холодно же!».
— А нормально разговаривать будешь? — спрашиваю я.
— Да, — нехотя соглашается малолетнее земноводное.
Я слегка подогреваю тот свой участок, который окружает лягушонка.
— Ух ты! — восторженно вопит этот живодристик. — Прямо как у горячего родника!
Я дал ему немного понежиться в тёплых клубах и стал потихоньку остужать пары до обычной болотной температуры.
— Почему ты раньше ни с кем не разговаривал? — спрашивает меня лягушонок.
— Какой смысл разговаривать с теми, кто тебя только проклинает?
— Мы же не знали… — смутился лягушонок. — Никто не знал, что ты всё слышишь и понимаешь. Ты никогда нам об этом не говорил!
В ответ я только фыркнул. Поговоришь с ними, как же… Кто тут меня слушать будет? С таким же успехом я мог бы разговаривать с камышом или болотными кочками.
— Ты сильно обиделся? — тихо спросил меня лягушонок.
— Да нет. Какой в этом смысл?
— Ты всегда один… — ещё тише сказал лягушонок. — С тобой никто никогда не играл. — В глазах опять сверкнули слёзы.
Ну я и дебил! Были бы руки, дал бы себе по шее. Хотя у меня и шеи нет. Как и мозгов… Вот какого, спрашивается, чёрта, грузить своими проблемами ребёнка, которому и без того несладко?
Я быстро слепил из своих клубов лягушонка в камзольчике и короне.
— Класс! — только и смог выдохнуть мой подопечный. — Как всамделишный принц.
Я убрал лягушонка-прица и сделал царевну-лягушку. Затем — избушку-на-курьих-ножках и терем-теремок.
Хм-м, судя по восторженному визгу, рыдать зелёная мелочь передумала окончательно. Можно спрашивать, что с ним случилось и как он сюда попал.
— Я заблудился, — с тяжким вздохом признался лягушонок. — Хотел пойти в гости к моему другу, но пришёл сюда. Ты такой густой, что даже дороги не видно было.
Нет, я даже не дебил! Я кретин. Мне и в мысли никогда не приходило, что мои клубы и завеси могут кому-то мешать. Слов нет, чем я гуще, тем мне приятней, однако на дорожках и тропках можно было остаться и лёгким маревом. Как будто на болоте мало уединённых мест, где я могу сгущаться в полное своё удовольствие и никому не мешать. Правильно местное и приходящее население делало, что проклинало меня на чём свет стоит. Мало ещё ругали… Надо было крепче, глядишь, моя туманная соображалка раньше бы заработала.
— Как выглядит твой дом? — спросил я лягушонка.
Малыш над таким вопросом никогда не задумывался. Дом выглядит как дом, разве тебе, дяденька туман, столь простой факт неизвестен?
Однако после получасовых расспросов всё же удалось получить довольно подробное описание дома и окрестностей.
К счастью, забрёл лягушонок не так далеко, как я опасался. Сил на обратную дорогу ему хватит, и звать на подмогу никого из взрослых лягушек не надо. Я соткал из завесей коридор к порогу его дома. Малыш крикнул мне «Спасибо!» и поскакал к маме с папой.
А я стал распределять себя так, чтобы не застить дорожки и тропы, а заодно и не мешать болотному населению во всех подробностях созерцать собственный двор. Попутно украсил кое-какие ненужные кочки скульптурами, ими же прикрыл наиболее опасные трясины. В принципе, болотники их сами чуют и близко не подойдут, но всё же лучше подстраховаться. Да и люди, если что, тонуть не будут. Эхо смерти всегда проходит через меня как боль, но раньше я почему-то не додумался помочь живым избежать гибели… Совсем дурной был.
Кстати, когда облик скульптур надоест, их легко поменять на что-нибудь новенькое. Ведь я туман, сущность изменчивая и переменчивая, а значит могу быть любым, каким только захочу. Или каким попросят болотники, их вкусы тоже надо учитывать.
Едва я успел закончить работу, как лягушки начали петь.
Мне их вокал всегда нравился, но такой красивой песни я за всю свою вечность не слышал.
— Как тебе наша песня, туман? — неуверенно спросил какой-то матёрый лягух. — Её слагали специально для тебя.
— Для меня? — ошарашено переспросил я. — Но… Почему?
— Мы не знали, что ты можешь быть таким уютным. Мы не хотим оставаться неблагодарными. Мы никогда не думали, что ты тоже любишь наше болото.
— И я не думал, что в болоте есть что-то и кто-то, кого я смогу полюбить.
От признания было стыдно. Но на душе стало легче.
В знак поддержки лягушки запели новую песню, не менее красивую, чем предыдущая. Только теперь к ним присоединились кикиморы и бочажники. От многоголосья напев стал ещё прекраснее.
Я добавил к песне колебания своих клубов и завесей. Болотникам понравилось, так что третью песню мы пели уже все вместе.
А ведь приятно… И почему я раньше ни с кем из них не хотел разговаривать?
