Жарко было и душно; я прилегла на траву, глядя в небо. Мною завладело дремотное оцепенение. На земле тишь стояла, ни травинка не шелохнется, а в вышине играл средь облак ветер. Я следила их почти уже сквозь сон, как вдруг приметила, что одно странным и чудесным образом оста-новилося, замерло в точности надо мною, словно бы вовсе неподвластное стремительности воздушныя течений.
Знаю, ты скажешь: c’est impossible15, но погоди! за тем последовало множество другаго, куда более невозможнаго!
Облако в глазах моих струилося, как бы желая излить из себя все белыя дымы, его соткавшия. И внезапно в нем возникло неописанное сияние! Я увидела что-то округлое, гигантское, отливающее перламутром… словно бы радужка великаньяго глазу, смотревшаго на меня с вышины! Так подумалося мне; хотя, пожалуй, теперь больше сходства я нахожу с округлым боком огромнаго мыльнаго шара, ибо сии, как ты, верно, примечала, имеют свойства отражательныя; таковыми же, верно, обладало и то, что я узрела в небесах.
Сперва промеж цветных бликов мелькнул изогнутый лук Обимура, зеленыя берега… за тем проплыл белый дядюшкин дом, и его стройныя колонны причудливо дрожали… — но не успела я ахнуть от изумления, как наченшаяся картина исчезла, смешалися краски, а из их переливов, выплыло иное!
Предо мною, не в дальном разстоянии, была открытая, почти не укрепленная местность, на которой шло ужасное сражение!
Поначалу все было завешено дымом иль туманом, и, казалося, из онаго вылетают снаряды и пули. А когда сей дым развеялся, сверканье пушечных разрывов помрачило солнечный свет!.. Нет возможности описать всех страхов, что я натерпелася, глядючи, ибо вскоре различила я людей, топчущих мятыя желтыя овсы и ведущих бой друг с другом. Вдали казалися они более духами, нежели человеками; тела их порою насквозь проницали, но постепенно зрелище становилося как бы осязаемым и оно все время менялося: то видела я целиком всю картину сего кроваваго храбрования, словно бы сама летела над ним в огромной вышине, а то приближалися к самому моему лицу искаженныя, окро-вавленныя лица…
Сраженныя падали повсяминутно, и тогда самый воздух вокруг чудился наполненным стонами раненых и изувеченных от снарядов.
Я уже сообразила, что мне явилося некое побоище росских войск с полчищами вредоносца нашаго, врага рода человеческаго. До сего времени я лишь предполагала, что от Буонапартовых злодеяний и самый ад трепетать принужден; ныне же я воистину испытывала муки адовы, видя сие безмерное кроволитие.
Внезапно одно лице ко мне приближилося. Редкий человек может с перваго взгляду измерить хорошия и дурныя свойства незнакомаго; однако ж сей молодой генерал почудился мне человеком отменных душевных свойств, такою заботою и печалию было отуманено его чело. Он стоял на коленях, склоняяся над кем-то… все больший простор открывался взору моему… я слышала его голос: “…au monde Dieu!..” — и вдруг… рука немеет, выводя страшныя строки! увидела я простертаго на земле и облитаго кровию… Никиту! брата!
Я закричала. В сей миг генерал, озревшись назад, стал звать людей на помощь. Он воздел взор к небесам, как бы моля их об милосердии, и мне почудилося, что глаза наши встретилися, что он увидел меня… толико же чрезъестественно, как видела я его и раненаго Никитушку. Иль он услышал мой крик, как я услышала его голос?..
Но здесь, словно испугавшися крику моего, видение заколебалося… зашла стремительно серая мгла и все сокрыла, затянула тусклым флером, будто вся Вселенная сделалася исполнена горестию.
Не вспомню, что потом со мною сталося! Нашли меня меньший, Катенька да твой тезка, уже ввечеру, без чувств. Все всполошилися, а я, едва очнувшися, залилася слезь-ми и, еще не владея собою, тотчас выложила обеспокоенной моим состоянием маменьке о сем чудном в природе приключении… а стало, и о страшной участи братниной, и сие повергло маменьку в болесть.
Пишу тебе теперь — и вновь плачу от страшных воспоминаний. Нет! не могу поверить вполне, что все правдиво, все au serieux16, что настал плачевной день, злой час и пагубная минута, что немилосердая судьба и от нас, несчастных, потребовала своея жертвы!
Может быть, Господь не совсем еще нас оставил? может быть, сия мрачная туча пронесется мимо?..
Пиши мне. Прощай! Твоя несчастная Lize.
* * *
ЧТО ЭТО? АНГЕЛЬСКОЕ ЧУДО?
В ПРОВАЛАХ ЧЕРНЫХ БОЙ СВЕТИЛ?
ИЛИ ДИАВОЛА ПРИЧУДА?
КТО БЛЕСК СЕЙ В БЕЗДНАХ ПОРОДИЛ?..
* * *
МАЛЫЙ МЕРЛОУЗ.
ПРОГРАММА: АВТОНОМНАЯ.
СИТУАЦИЯ: АВАРИЙНАЯ; КЭЛВИН-СНЕГГ 16.
ОРТО: 06–12.
ЗВЕЗДНОЕ ВРЕМЯ: 24.10. ХХ-ХIII.
ВРЕМЯ ЗАПИСИ: 23.26. ОТ НАЧАЛА ДНЯ, 29.08.812.XIX.
ИНФОРМАЦИЯ: ГРАФИЧЕСКАЯ.
Милостивая государыня, Елизавета Леонтьевна!
Прошу простить мне то горе, кое принужден я причинить вам и всему семейству вашему, заочно мною любимому и почитаемому. Брат ваш, Никита Сумароков, был смертельно ранен августа 26 дня, в деле при Бородине, в самый разгар бою, и вскоре скончался на моих руках. Гибель его была достойною воина и героя…
Понимаю печаль вашу и скорблю с вами вместе. Сия потеря была и для меня нежданною и болезнетворною раною, хотя не за тем ли мы явилися на поле брани, чтоб головы свои положить за Отечество?.. Однако клянуся всем, что для меня свято: я скорее бы сам готов был приять пулю, нежели видеть мертвым брата вашаго и воображать то неутешное горе, кое принесла вам несчастливая судьба. Вижу слезы вашея матушки, сестры, братца, моего стариннаго друга и соседа Петра Данилыча… ваше лице, орошенное слезьми… Умолкаю. Сие мысленное зрелище для меня непереносимо.
Вы вправе спросить, что ж я не тотчас отписал вам об этом непоправимом, о гибели Никиты Леонтьича? Еще стоя над его недвижимым телом, я был ранен в грудь пулею в шестидесяти шагах. Ладанка спасла меня: пуля отклонилася и сделала лишь рану у левой ключицы, неглубокую, но болезнетворную, в том месте, где жилы ручныя сходятся. Обстоятельства наши были таковы, что я пренебрег раною, день провел на ногах, но вчерась лихорадка положила меня в постелю. Рукою левою я покамест не владею: по-счастию, правая невредима. Нет, что я! лучше было б наоборот, чтоб не мне писать вам о сих печальных известиях, когда сердце мое движется другим чувством и к другому, милейшему для меня предмету…
Знайте ж, Елизавета Леонтьевна, что несчастие ваше есть и мое несчастие; ваши беды суть и мои.