Ознакомительная версия.
— Не было в нем никаких патологий, — устало сказал Аркадий. — В нем вообще ничего не было, из-за чего его стоило убивать таким сложным способом.
— Покажи-ка еще раз оба кадра, — попросил Виктор. — Я имею в виду — оба лица: утреннее, сожженное, и то, которое увидел ты. Мне показалось…
Смотреть еще раз на обезображенное лицо Подольского у Аркадия не было желания. Он подключил свой блокнот к компу Хрусталева и отошел к окну. Тело Подольского возникло в кабинете подобно материализовавшемуся призраку. Труп лежал ничком, ухватившись правой рукой за ножку невидимого, не попавшего в кадр, дивана. В воздухе возникла рука муровского оперативника и перевернула тело. Аркадий отвернулся.
— Нет, ты смотри, — сказал Виктор, и в его голосе Аркадию почудилось неожиданное напряжение. — Почему ты не отметил это в своем протоколе?
Аркадий подошел ближе. О Господи… Провалившиеся глаза, отваливающаяся лоскутами сожженная кожа…
— Не туда смотришь, — сказал Виктор. — Вот, на лбу и к ушам. Не понимаешь? Дай руку.
Он взял ладонь Аркадия и, преодолевая инстинктивное сопротивление сотрудника, приложил ее к голограмме.
— Черт! — вскричал Аркадий.
Черная маска на лице Подольского в точности повторяла контуры ладони.
Машина зависла во втором эшелоне. Вверху, в третьем, с грозным рыком шли один за другим грузовики, и соваться туда было бы самоубийством (да и кто его в грузовой эшелон пустит?). Внизу, в первом эшелоне, создали пробку малолитражки, которые, возможно, и рады были бы спуститься на землю, но в районе Большого Внутреннего кольца опять кого-то взорвали, и движение было прервано. Рядом ждали своей очереди двигаться такие же бедолаги, как Аркадий, попавшие в неожиданную пробку, как кур в ощип. Справа висел синий «феррари», водитель которого, передав управление на автопилот, читал какой-то детектив — перед его лицом мелькали в воздухе кабины маленькие фугурки героев и, кажется, проливались реки крови. А слева меланхолично шевелил воздушными плавниками новенький «антро», сингапурская игрушка для девочек, и хозяйка напряженно вцепилась в рулевой полумесяц, глядя вдаль, как мартос Колумба, так и не разглядевший земли.
Девочке было лет шестнадцать, и Аркадий, глядя на нее, вспомнил Алену — ей было столько же, когда они познакомились. Он — молодой выпускник юридического колледжа — умел тогда очаровывать женщин рассказами о подвигах во имя справедливости, которые ему предстояло совершить в скором будущем. Он и сам плохо отличал будущее от настоящего, воображаемое от действительного, романы от жизни, а собеседницы подпадали под очарование его энтузиазма и принимали рассказы за чистую монету — до первого свидания, естественно. Потом все становилось на свои места, и восторженная почитательница молодого таланта превращалась в скептическую мегеру, не готовую связать жизнь с человеком, не понимающим, что деньги добывают, а не зарабатывают. Алена то ли была слишком молода, чтобы знать эту прописную для всех женщин истину, то ли действительно влюбилась по уши, но, как бы то ни было, ни первое, ни даже десятое свидание ее не разочаровало.
Разочарование наступило потом, когда они уже были женаты, когда родилась Марина, а Аркадий не выбился даже в простые следователи МУРа или прокуратуры. Алена поняла, что муж просто не умеет жить. Не умеет брать деньги, когда их предлагают, и не умеет требовать свое, когда от него пытаются утаить положенное. Алену не интересовало, что деньги предлагают обычно для того, чтобы скрепить сделку с правосудием, а положенное утаивают, когда сделка сорвалась. Алена не понимала, что ее муж физически не способен на подобные соглашения, Аркадий воспринимал их как сделки с совестью. С чьей-то совестью он еще мог договориться, но никогда — с собственной.
Когда Алена на шестом или седьмом году замужества поняла, что Аркадий в этом отношении неисправим, как разобранная на детали и выпотрошенная игрушка, она начала искать героев на стороне. Аркадий догадывался об этом; да что там догадывался, он точно это знал, поскольку, будучи сыщиком, а со временем — сыщиком экстра-класса, легко ловил жену на противоречиях и мог бы без проблем отслеживать все перемещения Алены по городу и знать обо всех ее амурных приключениях.
Если уж повезло попасть в пробку, — подумал Аркадий, — почему не использовать это время и не поразмышлять о деле Подольского? Просто посидеть и подумать — когда еще выпадет такая возможность?
Что произошло между шестью и девятью часами утра? В комнату никто не заходил, о подмене трупа и речи быть не может. Такие случаи бывали неоднократно, но только не в этот раз. Да и кому он сдался, этот Подольский, чтобы создавать такие сложности? Если у него были враги, то куда проще имитировать аварию в воздухе (73 процента случаев сведения личных счетов) или пристрелить в подворотне (остальные 27 процентов).
Самым загадочным в деле Подольского является исчезновение «маски смерти», все остальное решаемо. Следовательно, сейчас важнее всего заключение патологоанатома. Технические экспертизы вторичны, вопросы, поставленные перед экспертами, могут измениться в результате медицинского обследования трупа.
Допустим, что эксперт скажет: теплового поражения не было и быть не могло. Что тогда? Закрывать дело и списывать расходы агентства в убыток, поскольку страховая компания не станет в случае естественной смерти Подольского оплачивать юридическую страховку? Или продолжать расследование, привлекая в качестве отправной точки несогласованность двух обследований? В конце концов, в шесть утра лицо Подольского было сожжено — какие сомнения! Для судмедэксперта данные телевизионной съемки — не доказательство, как и личные свидетельства оперативника МУРа, коменданта общежития и понятых. Но ведь это — было!
И еще то, о чем Аркадий вообще старался не думать: отпечаток раскаленной ладони на лице Подольского. Будто кто-то подошел к Генриху Натановичу, протянул правую руку и коснулся его лица ладонью, раскаленной градусов этак до пятисот, при меньшей температуре контакт источника жара с лицом Подольского должен был бы продолжаться минуту или больше. В принципе, можно, наверное, организовать луч таким образом, что получился как бы след ладони человка, это все техника, пусть даже на грани фантастики.
Вопрос — зачем?
Можно сделать все что угодно, но — сколько все это будет стоить? Есть способы, куда более дешевые.
Впереди возник просвет — транспорт начал постепенно передвигаться, одновременно переходя на нижний уровень, видимо, там удалось разгрузить пробку чуть быстрее. Машина стояла на автопилоте, и Аркадий не стал вмешиваться в управление. Движение по трассе ускорилось, машина неслась теперь в первом эшелоне метрах в десяти над крышами Юго-Запада и вот-вот, судя по датчикам автопилота, собиралась приземлиться на Воробьевском проспекте, чтобы продолжить затем движение к центру. Нужно было решить, куда он, в конце-то концов, хочет попасть: в больницу, МУР или домой? Когда колеса коснулись бетона, Аркадий отключил автопилот и повел машину в правый ряд, уменьшая скорость. Где-то здесь… Он помнил номер дома, это неподалеку от площади Героев Космоса. Сейчас вправо — в переулок.
Ознакомительная версия.
