Ознакомительная версия.
Северин достал из кармана сигарету и попытался прикурить – но спички ломались и выскальзывали из пальцев. Он узнал певца. Это был он сам – Северин Басаврюк из позавчерашнего утра. Приехавший ночью и только что позавтракавший в ресторане.
Спичка наконец зажглась. Северин набрал полные лёгкие дыма. Выдохнул. Ещё раз глубоко затянулся, затем ещё. Нормально, Северин, твердил он себе, пытаясь унять дрожь. Всё в порядке. Город вне времени, только и всего. События прошлого и будущего существуют в нём одновременно. И нет ничего страшного в том, что он вернулся в позавчера. Даже наоборот. Для того, кто теперь в номере, всё ещё впереди. Ещё жива Лада, ещё не лжёт древнее предание рода Зиграйтэр. Ещё не совершены ошибки – а значит, ещё не поздно их избежать. Северин затушил окурок и решительно направился к своему номеру. Подходя, услышал с той стороны приближающиеся шаги и голос:
– … вынужден оставить вас – дела. Желаю вам приятно провести время в нашем городе.
Дверь приоткрылась, выпуская мужчину. Дэзи быстро прикрыл дверь, взял Северина под руку и, не дав ему опомниться, увлёк за собой, обратно и фойе:
– Прошу прощения, Северин, нам необходимо поговорить. Да, я, кажется, так и не представился – меня зовут Виктор. Это проклятое время кого хочешь с ума сведет: иногда встретишь такое, что волосы дыбом. Но вы не обращайте внимания – привыкнете. В этом даже есть свой шарм, – они пересекли холл и вошли в другой коридор. Не выпуская Севериновой руки, дэзи открыл одну из дверей. За дверью неожиданно оказалась вполне приличная приемная эпохи позднего застоя – небольшая комната с несколькими креслами, рабочим столом и секретаршей за ним. Девушка резво стучала на печатной машинке. Она была будто создана для этой приёмной – красивые длинные ноги, стройная фигурка, милое, не очень умное личико. Девушка прекратила работу и улыбнулась вошедшим.
– Это – Зарра, мой секретарь. Хороший специалист, – они вошли в ещё одну дверь и оказались в просторном кабинете. Столы литерой «Т», кожаные кресла, пальмы в горшках – Северин ощутил ностальгическое дыхание эпохи советской бюрократии. Вот только вместо привычного вождя над столом висел странный большой портрет – обнажённый торс античного божества, буйные волосы, буйная взлохмаченная борода, грозно сдвинутые кустистые брови, в руке зажат жезл, увенчанный вычурным трезубцем.
– Зарра – тоже из ГУДИ? – спросил Северин. Из приёмной, приглушённая дверью, доносилась дробь печатной машинки.
– Зарра? Нет, Зарра из горожан, – Виктор в странной задумчивости ходил по кабинету, поправлял пепельницы, кресла, бумаги.
– Из горожан? – удивился Басаврюк. – И она знает азбуку?
– Азбуку? – удивился Виктор в свою очередь. – Нет, а с чего вы взяли? – он прислушался и смущённо рассмеялся: нет, Зарра не знает азбуки. Никто из горожан не в состоянии запомнить начертания литер. А Зарра – она просто хорошо печатает. Это для неё как… ну, как музыка, что ли. Иногда забываешь, где ты – и возникает полная иллюзия. Кажется, что всё по-прежнему. Хотя на самом деле… Да вы посмотрите, что она печатает.
Северин приоткрыл дверь и выглянул. Зарра сидела почти спиной к кабинету, и вся рабочая площадь печатной машинки была как на ладони. В машинке не было ни листа, ни даже ленты. И, несмотря на это, пальцы девушки уверенно бегали по клавишам, передвигали каретку – иллюзия была полной, хотя буквы стучали по пустому барабану, точно стучались в запертую дверь, за которой никого нет. Северин передёрнул плечами.
– Я не знаю, что вам успела сообщить Лада, – говорил Виктор. – Но вы, должно быть, уже знаете, что мы сильно ограничены в возможностях накапливать информацию… – он наполнил бокалы. Выпили.
– Она умерла? – спросил Северин.
– Я не знаю. Их иногда видят – но это уже не они. Я не знаю, кто это.
– Вы о Вестниках?
– О них. У вас, должно быть, накопилось очень много вопросов – спрашивайте. На что смогу – отвечу. Но могу я не так уж много. Как вы понимаете, я знаю меньше, чем знала Лада. Иначе был бы уже там, где она.
– Вы хотите сказать, что Лада теперь не в Инфоре?
– Я не говорил этого. И я не знаю ничего вне Инфора. Потому что двери открываются только в одну сторону.
– Какие двери? – не понял Северин. Виктор смотрел на него глазами, полными изумления:
– Какие двери? Разве я говорил что-то о дверях? Нет никаких дверей…
Северин удовлетворённо кивнул и поспешил переменить тему:
– Что происходит со временем? Я исколесил на машине добрых полгорода. Значит, я попадал в самые разные времена. Но сюда я вернулся в тот же вечер, из которого выезжал, двумя-тремя часами позже. Как это могло произойти?
– Это – сложный вопрос… – Виктор снова наполнил бокалы: они сидели в креслах за журнальным столиком и разговаривали. При этом, разумеется, не забывали время от времени опрокинуть по бокалу. – Время – как резиновое. Попадая в иные времена, ты всё время остаёшься в своём. До тех пор, пока тебя не достанет время, в которое ты попал.
– Как?
– Кого как. Одни напиваются до потери сознания, другие – влюбляются, третьих – избивают… Словом, в человеке останавливаются его внутренние часы. И дальше он уже живёт во времени, в которое попал.
– Гмм, – сказал Северин. Вроде всё это не так уж и бессмысленно. Но… – Но почему тогда я вернулся в позавчера?
– Вы были во тьме. Из тьмы чаще всего вообще не выходят. Тьма пожирает людей. Ваш случай – всего двое суток временного смещения – можно считать редкой удачей.
– Я не совсем чётко представляю, что такое тьма. Это – ночь?
– В общем – да, но не то, что называют ночью на Земле. К солнцу это не имеет отношения. Потому что здесь нет ни солнца, ни звёзд.
– Откуда же тогда дневной свет?
– Не знаю, возможно, здесь нет ни дня, ни ночи. Возможно, день и ночь существуют только в сознании людей, – Виктор выпил и продолжал: – В Инфоре первоэлемент сущего – информация. Люди привыкли делить сутки на день и ночь. Огромное количество человеческих сознаний образует мощную информструктуру, которая способна конструировать действительность. Вот почему я говорю, что день и ночь существуют в сознании людей.
– Но ведь эти бесчисленные человеческие сознания не способны удерживать какую-либо информацию. Как они могут образовать мощную информструктуру? – усмехнулся Северин.
– Чередование дня и ночи – это элемент, относящийся ещё к доинформационному периоду в истории обществ. Люди знали о нём, ещё когда у них не было никаких знаний. И потом: предки этих людей не были дикарями. Когда-то город обладал мощнейшим интеллектуальным потенциалом.
– Теперь этот потенциал перешёл к Великому Информатору?
– Надо полагать. Иначе придётся признать, что ни в чём нет смысла и всё катится к чертям собачьим, – Виктор был уже заметно пьян, и Северин решился:
Ознакомительная версия.
