мечтал стать известным коллекционером. Не такая уж распространенная забава, да и с тощим кошельком такое не надумаешь, но все же понятно. Есть у человека богатство, а жизнь коротка, вот и придумывает. Что для коллекции нужно особое место – не скажу, что согласен, но не мне решать было, и тоже не слишком удивительно. Купить и перестроить дом? Почему бы и нет? Что в доме будет особая комната для ценных вещей – тоже правильно. Но когда я в той комнате оказался впервые, мне стало жутко. Вот не могу вам сказать, почему, но всякий раз я боялся, что эта башня не выпустит меня.
– Мне кажется, этот страх преследовал не только вас, – заметил я, – но тут как раз нет ничего таинственного. Замкнутые пространства такого типа могут именно так воздействовать на людей, не лишенных нормального воображения. Речь не идет о клаустрофобии, которую все же нельзя считать нормой.
– Можете довериться словам моего коллеги, – поддержал меня комиссар, – он без пяти минут специалист в этой области, учится в университете.
– А… – неопределенно протянул Лютер. – Но вы правы в том, что в башню никто не любит ходить, слава Богу, не так часто и приходилось, в основном, в самом начале, когда там все устанавливали. Только хозяин спокойно там себя чувствовал, еще, пожалуй, Ринке. Однако был случай, который нельзя объяснить ничем реальным, даже этой, как вы сказали, клаустрофобией.
– Рассказывайте, это очень важно, – подбодрил Джулиус Доджа.
– Хорошо. Раз уж начал.
Но какое-то время дворецкий Таридиса еще собирался с мыслями.
– В тот день я еще относился к башне как к простой каморке для хранения ценных предметов. Я понимал, что она должна быть надежной, в смысле проникновения туда гипотетического вора. Поэтому меры, принятые господином Леонардом, меня не удивили.
– А что это были за меры? – спросил я, почувствовав, что с этого и надо начинать распутывание нашей загадки.
– Вы должны были заметить, что башню построили внутри дома, но стены ее прочные, что достигается благодаря специальным металлическим конструкциям, на которые просто надели каменные стены, тоже очень надежно слепленные. Приток воздуха осуществляется при помощи специального устройства. У меня нет доверия к технике, поэтому, если мне приходилось посещать это странное помещение, я никогда не закрывал дверь, даже более того, всегда принимал меры к тому, чтобы она и сама по себе не закрылась.
– Я вполне доверяю технике, – усмехнулся Джулиус, – но вас прекрасно понимаю, не уверен, что сам не поступал бы так же.
Додж кивнул и продолжил свой рассказ:
– Через неделю после переезда в этот дом господин Леонард попросил меня отнести в башню недавно купленный им портрет. Картину на тот момент как раз только что доставили. До этого дня я побывал в башне один раз, когда хозяин показал мне свое хранилище и передал ключ от двери. Башня воспринималась мною как некая непонятная блажь, я не понимал, зачем она нужна, но никакого страха не испытывал и никакой мистики не замечал.
– И когда же началась мистика? – спросил я, поскольку Додж опять замолчал, и пауза затянулась.
– Так я с того и начал, только непросто это рассказать, вроде и помню, но сейчас все кажется и впрямь каким-то бредом.
– Так бывает, – мягко заметил Джулиус, – когда события нельзя назвать обычными.
– Вы правы, – вздохнув, согласился Лютер, – хочу напомнить, что я совсем не суеверен, да и не слишком религиозен, и потому очень хотел бы понять, что на самом деле я видел.
И опять Додж замолчал минут на пять, видимо, собираясь с мыслями.
– Мне нужно было всего лишь открыть ключом дверь и положить картину на полку. Затем выйти и закрыть за собой ту же дверь тем же ключом. Ничего сложного, и никаких волнений у меня не было, даже не думал ни о чем. Да, должен упомянуть, и это может оказаться важным: перед тем, как положить портрет на полку, я его рассмотрел, глянул из любопытства и несколько мгновений просто не мог отвести взгляд. Надеюсь, вы меня поймете, вы же его тоже видели?
Мы с комиссаром кивнули.
– Так вот, как я уже говорил, дверь башни оставалась приоткрытой, и видны были ступеньки винтовой лестницы. Вы понимаете, наверное, что, если бы, кто-то поднимался по ней, я бы увидел, кроме того, я полагал, что должен был услышать шаги. Однако звуков никаких не было, и не понимаю я, откуда она взялась и куда пропала!
– Кто? – дружно спросили мы с Джулиусом.
– Представьте, что я почувствовал, когда, положив на полку портрет, повернулся к двери и увидел перед собой девушку, сошедшую с полотна, того самого! Мгновение назад я держал в руках ее изображение, созданное пару веков тому назад! И все это происходило в полной тишине! – проговорил Лютер, и мне показалось, что голос его дрожал.
– Вы думаете, что это был призрак? – с нескрываемым сомнением в голосе спросил Джулиус.
– В тот момент я ничего не думал, я испугался. Но я ее видел! И не могу объяснить, что это было, прежде всего, самому себе! В призраков не верю, я бы подумал, что мне померещилось, но расспросите Марию. Она наверняка что-то видела там тоже, незадолго до всего этого кошмара!
– Она рассказывала вам об этом? – спросил Джулиус.
– Нет, мне не удалось добиться от нее откровенности.
– Тогда почему вы заговорили о госпоже Лосси именно сейчас? – не слишком вежливо поинтересовался я.
– Ну, она могла бы стать свидетелем или вроде того, – неуверенно попытался объяснить Додж. – Однажды у нее был обморок после того, как она вернулась из башни, она точно была в той части дома, я видел, как она спускалась по винтовой лестнице. Мария объяснила свое недомогание духотой, но даже не сказала, зачем ходила туда. Ключа она не брала.
– Значит, ее что-то напугало не в самом хранилище? – уточнил я.
– Я тоже так считаю, – согласился Лютер, – но лучше бы спросить у нее самой.
– Спросим, конечно. Но насколько я понимаю, это не все? У вас есть еще, что рассказать?
– Есть, но я не уверен. Не уверен, что все было именно так, как это запомнилось мне.
– Вы расскажите все, а там разберемся, попытаемся, как минимум, – сказал Джулиус.
