"убедил" не то слово, убеждать меня было не нужно, я ведь слушала его, как евреи слушали своих пророков.
- Слушали? - не удержался Розенфельд. - Они...
- Я понимаю, что вы хотите сказать, - перебила мисс Бохен. - Бывало, побивали камнями, но пророчества все равно запали в память и сохранились на века, верно? А те, кто слушал, не понимали, о чем пророк говорит, это становилось понятно, только если пророчество сбывалось. Вот и я... Не понимала, о чем брат толкует, но в памяти... память у меня девичья, знаете ли...
Розенфельд хмыкнул - он был невысокого мнения о девичьей памяти.
Мисс Бохен посмотрела на него с укоризной.
- Девичья память не удерживает необходимые бытовые детали, но, уверяю вас, цепляет и сохраняет то, что на самом деле не нужно, ни к чему знать. Кто-то из психологов как-то упоминал об этом, но на него, по-моему, не обратили внимания. Неважно. Память у меня девичья, хотя мне...
Она хотела назвать возраст, но даже если и назвала, то так тихо, что Розенфельд не расслышал.
- Я читал работы вашего брата. Там было очень мало слов, только формулы. И если...
- Да, - печально улыбнулась мисс Бохен. - Если соединить слова, которые я помню, с формулами, которые помните вы... Или это невозможно? Наверно, я говорю глупость. Все равно что пытаться соединить холодное с синим...
- Что вы! - воскликнул Розенфельд и сразу пожалел. Громкий голос нарушил равновесие звуков, как выстрел в зале, где ведутся тихие разговоры. Но он все-таки закончил фразу: - Пожалуйста, расскажите. Возможно...
Фраза все равно получилась незаконченной.
- К сожалению, - сухо, отстраненно произнесла мисс Бохен. - Это не имеет отношения к...
Наверняка не имеет. Уж точно не ответит на вопрос, почему так поспешно кремировали тело доктора Бохена.
Дженнифер подобрала под себя ноги и уселась на диванчик лицом к Розенфельду. Теперь ее глаза смотрели в упор, не отрываясь, будто она держала его на прицеле, не позволяя сделать ни одного лишнего движения, а любое движение сейчас могло оказаться лишним, и Розенфельд застыл, подобно Лоту, оглянувшемуся на неведомое и запретное.
- Он хотел себя убить.
Выстрел произошел.
- Что? - поразился Розенфельд и подумал это так громко, что мисс Бохен кивнула, подтвердив свои слова.
- Математически, - успокоила она Розенфельда и неожиданно сменила тему. - Вы, наверно, знаете такого физика - Тегмарка?
- Да, читал. Вы о квантовом самоубийстве?
Мисс Бохен кивнула.
- Это было давно и глупо! То есть, - быстро исправился Розенфельд, - я хочу сказать, что это лишь шутка физика-теоретика. К реальности отношения не имеет. Лет тридцать назад об этой идее писали, а сейчас забыли. Не мог же ваш брат серьезно...
- Так вы знаете о Тегмарке?
- Я окончил физический факультет Йеля, - суше, чем сам от себя ожидал, сказал Розенфельд. Его действительно обидел - хотя он понимал, что это глупо, - вопрос, знает ли он Тегмарка. Доктор Макс Тегмарк, работавший в Стэнфорде, описал эксперимент, с помощью которого якобы можно убедиться в существовании множества миров, описываемых эвереттовской интерпретацией квантовой механики. "Возьмите пистолет с барабаном из шести патронов, - предлагал Тегмарк, - и зарядите его пятью холостыми патронами и одним боевым. Это называется "русская рулетка", если кто не в курсе. Прокрутите барабан и выстрелите себе в висок. Пять шансов из шести, что ничего не произойдет. Но в одном случае вы размозжите себе череп и ваше сознание окажется в другой реальности, где ваш аналог устроил такое же представление, но ему выпал счастливый билет и он остался жив. Так вы сможете узнать о существовании многомирия и останетесь жить, хотя в нашей реальности окажетесь, безусловно, мертвы, и родственники будут рыдать над вашим телом". Разумеется, Тегмарк объяснил, что проводить над собой такой эксперимент не нужно, потому что удастся он, лишь, если ваша смерть произойдет за квантовое время - ведь это квантовый эксперимент, в мире классической физики ничего подобного случиться не может. А квантовый эксперимент требует квантового времени - то есть смерть должна последовать в течение чрезвычайно малой доли секунды. Сорок семь нулей после запятой!
Шутка физика, чтобы привлечь внимание к идеям многомировой теории. Это Тегмарку удалось, а описание "квантового самоубийства" даже вошло в некоторые (не все!) учебники. Но в наши дни... тридцать лет спустя... К тому же, доктор Бохен был не физиком, а математиком.
- Конечно, - как можно мягче произнес Розенфельд, - я знаю об идее Тегмарка. А лично... Нет, мы не знакомы.
Но при чем здесь ваш брат? - хотел он спросить. Впрочем, вопрос был понятен.
"Джерри хотел себя убить". Были причины?
"Чисто математически". Это как?
- Однажды, - заговорила мисс Бохен, - Джерри приехал в прекрасном настроении, только что вышла его большая статья, мы распили по этому поводу бутылку "кьянти". И тут Джерри говорит: "Джейн, я придумал математический трюк, с помощью которого..." Он замолчал на середине фразы, будто пожалел, что сказал лишнее. Я спросила: "Что?" Мне было интересно, Джерри всегда рассказывал о своих идеях, его энтузиазм меня заражал, мне начинало казаться, я тоже живу в мире чисел и формул, и там хорошо... если вы понимаете, что я хочу сказать. Джерри на меня посмотрел, будто раздумывал, стоит ли говорить.... "Ну же, - настаивала я. - Начал, так продолжай". Он улыбнулся... У него была специфическая улыбка, только для меня... так мне хотелось думать. Улыбка счастливого ребенка. Он ведь и был счастливым ребенком, который всегда слушается маму. "Я придумал математический трюк, - продолжил Джерри, видя мое нетерпение, - с помощью которого можно..." И опять замолчал. Меня разобрало любопытство. Обычно, если Джерри начинал рассказывать о своей работе, его было не остановить! Он так увлекался, что я не могла усадить его за стол, когда подходило время обеда или ужина. И он никогда не грузил меня формулами... впрочем, я это уже говорила. А тут... Он перевел разговор на другую тему, что-то о моем новом платье, какой-то комплимент, в общем, ушел от ответа, и это показалось мне странным. Потому и запомнила.
- Но вы сказали...
- Я знаю, что сказала, - неожиданно сердито оборвала мисс Бохен и, протянув руку, мягко коснулась ладони Розенфельда. - Простите. Я первый раз... То есть я пыталась поговорить с профессором Ставракосом, но он посмотрел на меня с такой неприкрытой неприязнью, что я прикусила язык. Пыталась завести разговор
