лифт, человек! Я его частенько в коридоре встречала, только хоть убей, не помню, в какой он конторе работал. Да и неважно. Хотя… Что дальше? Я иду. Он идет. Друг на друга. И в упор меня не видит, уж думала: столкнемся, но в последний момент отвернул. К балкону завернул. И вид у него при этом был… Да не у балкона! Не перебивай, а то ничего не расскажу. Плохой у него вид был. Я потому и задержалась. Прическу поправить, туфлю. А он к самому краю подошел и говорит, отчаянно так: «Я умею летать». Думала, он себя настраивает, знаешь, тренинги эти дурацкие… Уже уходить собралась, а он возьми и шагни. Да, прямо туда, где ничего нет. И – стоит. В воздухе. Стоит, руки в карманах держит. Я, наверное, ахнула или охнула, потому что повернулся ко мне и снова повторил. Что летать умеет. А я смотрю, и в голове только одна мысль крутится, что нельзя так. Не бывает и быть не может. И тут он прямо мне в глаза вдруг заглянул. А потом дернулся всем телом и как рухнет… Да, прямо вниз. Метров триста летел. Его ложечкой с мостовой собирали. Сказали, что обычный прыгун. То ли день у него не задался, то ли девушка бросила. Я, конечно, при полиции промолчала, мало ли что? Только психиатра мне ещё не хватало по расписанию! Но было оно. Не то, чтобы летал, висел просто. Верил, что висит. И знаешь, Таша… Мне почему-то кажется, что не взгляни мы друг на друга, так и висел бы до сих пор. Или улетел куда вместе с птицами. Увидел он что-то не то, вот и сбился. А что именно, даже представить не могу…»
(Разговор, подслушанный в комнате отдыха)
* * *
– Не берет.
– А?
– Не берет, говорю.
– Чего-чего?
– Напор слабый, вот чего! Сейчас добавлю.
Штуцер дернулся, как живой, вырываясь из рук, зато струя, ударившая в кузов, мигом отслоила особенно цепкий шмат грязи.
Помывочный день, будь он неладен. С одной стороны, вроде и забот никаких: болтаться по городу не надо, сиди себе во дворе, балуйся с водой. А на деле – все та же работа. И закупориваться приходиться чуть ли не плотнее, чем на давешних реакторах, потому что летит от машины всякая разная мерзость. И лицо под прозрачным щитком потеет в два счета. Так, что ручьи текут. Соленые и едкие.
– Ну вот, пошло дело!
Хозе сидит на управлении. Как самый опытный работник из нас двоих. И как полный засранец, конечно. Мог бы и сменять меня, хоть через два часа на третий.
Где Лил шлялась остаток ночи, я так и не узнал. Потому что особо не стремился. Может, ушла к себе домой, может, отправилась к старой приятельнице. Самое главное, что её отсутствие не вызывало волнения.
При первом рассмотрении это казалось неправильным. Ведь молодая девушка, одинокая, практически беззащитная, если не считать фантазий о колдовстве. Чужих, естественно. Останавливающих на полпути. Но все равно, позыва встать и побежать следом за обидчивой капризулей не возникало. Ни на мгновение.
А потом, в какой-то момент я понял: так и должно быть. Лил – часть этого города. Родная, привычная, неотъемлемая. Она дома везде, куда бы ни пошла. Не говоря уже о том, что прекрасно знает каждый закуток и в случае чего…
– Сеньор Франсиско Ллузи?
Это меня зовут или показалось? Шум воды сжирает все остальные звуки. Хозе, в ответ на мой взгляд, пожимает плечами. Ну да, ему же тоже ни черта не слышно.
– Сеньор Франсиско?
Похоже на звон в ушах. Скоро там перерыв-то? Не хватало ещё оглохнуть.
– Франсиско!
О, почти в самое ухо гаркнули.
– Ну чего там ещё?
Когда держишь какой-нибудь инструмент, нельзя об этом забывать. Иначе случается… То, что случается.
Удар был точечный. И точный. Прямо под пышную грудь.
Не думаю, что напор воды был достаточно сильный, чтобы сбить Долорес с ног: скорее, упала от неожиданности. Показав всему двору кружева… м… Она что, носит панталоны? В такую жару?
– Сеньора!
От моей руки начальница зло отмахнулась. Поднялась сама, вымокшая, растрепанная, разъяренная.
– Я тебе это припомню, Ллузи! Крепко-накрепко!
– Да в чем дело-то было?
Все, ни слова больше, одни жесты. Как у регулировщика. И удаление восвояси, с гордо поднятой головой и обещанием казней египетских любому, кто посмеет посмотреть в её сторону.
– Сеньор Франсиско Ллузи?
Когда моечный аппарат стараниями Хозе затих, стало понятно: в ушах вовсе не звенело. Голос такой был у паренька в форменной курточке курьерской службы.
– Да.
– Распишитесь в получении!
Конверт был маленьким. Даже поменьше того, что сенатор вручил тогда Лил в лимузине. На габариты визитки. Собственно, внутри она самая и обнаружилась. Знакомая до боли.
Пластиковый прямоугольник с мерцающей голограммой. Личная печать сенатора Санта-Озы. А на обратной стороне – несколько слов, написанных от руки. Его почерком.
– Это чего такое?
Хорошо, что я выше Хозе по меньшей мере на голову: коротышке через моё плечо не заглянуть.
– Неважно.
– Любовная записочка? А от кого? Я угадаю? От той горячей сеньоры?
– Угу.
– Ну ты силен!
– Не настолько, чтобы торчать тут целый день! Не хочешь сам поплескаться, а?
Верный способ укоротить чье-нибудь любопытство – потребовать плату за информацию. Пыл Хозе в плане расспросов угас быстрее, чем разгорелся, и до конца смены мы обменивались только мнениями о регулировках давления в моечном аппарате.
В холл за раздевалкой я выходил с опаской, но там не оказалось никого тощего, голенастого и дующегося. Зато за воротами меня ждал самый настоящий сюрприз.
– Как это понимать?
Визитка. Точно такая же, как и та, что прислали мне. С теми же словами и цифрами на обратной стороне.
– Знаешь, чей это дом? Хотя, зачем я спрашиваю? Конечно, знаешь!
Растерянный Эста – это что-то новенькое. Неожиданное. В чем-то трогательное.
– И не отпирайся, ты ведь тоже получил приглашение!
– С чего ты взял?
– Спросил. А курьер не особо и запирался.
М-да, все ж вокруг любопытные, деятельные. Один я – вялый и беспринципный.
– Ну получил. И?
– Пойдешь?
Хороший вопрос. Есть, над чем поразмыслить.
– Да как-то особо желания не воз…
– Ага, знал, что ты это скажешь! Так вот, пойдешь, в обязательном порядке!
– Очень надо!
– Надо! Кто знает, может, это твой шанс?
Приглашение, конечно, лестное. Многообещающее. А с другой стороны, слишком много официоза. Хотели поблагодарить? Покатали бы в лимузине снова, и хватит.
– Пойдешь-пойдешь! Я прослежу, раз уж тоже идти должен.
Хм. Неверный вывод.
