Анатолий Ириновский - Жребий

Пережитую некогда.

А что там впереди,

Известно только Богу.

Хорошего не жду,

Жду трудную дорогу.

Как я безумно верил!

Как сладко мнилось мне!

И вот опять обманут,

И вновь не на коне.

Повержен идеал,

Разрушены мечты.

А за спиной одни —

Сожженные мосты.

На жизненной дороге

Сожженные мосты —

То памятники прошлому,

Надгробья и кресты.

Но все ж — тебе отпущено!

Но все ж — тебе дано!

Забудь, забудь прошедшее,

Оно ведь сожжено.

И пусть мосты разрушены,

И страшно не везет, -

Сомкни плотнее челюсти:

Один лишь путь — вперед!

Августовское ультрамариновое небо ярко вызвездилось. Время от времени вспы-хивали на нем и гасли проносившиеся метеоры. Там, во Вселенной, повинуясь небесным законам, шла своя жизнь. А тут, на Земле, в привокзальном сквере российского городка, мучился и изнемогал от неразрешимости нравственных проблем маленький человечек со странной фамилией Нетудыхин. Какие несопоставимые явления! Меж тем, в бесконеч-ном прошлом, они имели один и тот же источник возникновения…

Нетудыхин, перевернувшись на бок, подложил кулак под голову. Можно, конеч-но, пойти к Олегу и отоспаться до утра на раскладушке. Но начинать день с очередного похмелья у него не было никакого желания.

Интересно, в чьем ведении находится рощинская психбольница? Больница откры-та недавно и свозят в нее, по словам Олега, со всего Союза. Если Сева там работает, он может вполне оказаться осведомителем КГБ. Умный, общительный, хорошо играющий в шахматы осведомитель — очень естественно и вполне в нашем духе. Нетудыхин уже давно догадывался, что в поликлинику Кока заглядывала не больных своих ради, а чтобы договориться о вечерней встрече с Севой. С какой степенью откровения Сева был про-информирован Кокой? Была ли ему рассказана история с Сатаной?

Прогромыхивали на станции проходящие товарняки. Бубнило привокзальное ра-дио. Мучительной ночи не было конца…

Он проспал часа три, не больше. И даже не спал, а дремал, все время колеблясь между сном и бодрствованием. Мысль его временами пробивались через пелену устало-сти, он пытался ее запомнить, но как только он это делал, она распадалась, тухла и ус-кользала от него. Он что-то собирался сказать Коке, что-то существенное. И сказать оп-ределенными словами. И не помнил — ни этих слов, ни этой мысли. Кроме того, надо было сходить попрощаться с Олегом. И это тоже было существенным.

Тело его затекло, он дремал, свернувшись калачиком, и проснулся как-то мгно-венно, с совершенно ясным сознанием, где он и что с ним происходит. Он в Рощинске, в привокзальном сквере.

Обычно, когда он просыпался в квартире Захаровны, его первым действием было осознание своего "я": он есть, существует. И он долго смотрел на свет, падающий из окна комнаты, прислушивался к себе, пока наконец осознание не растекалось по всему телу: есть, есть, есть… А иногда мысль как будто отделялась от его плоти, мир фиксировала отстраненно. Лежал в своей комнате он, лежали миллионы таких же думателей до него, из поколения в поколение — просыпались, бежали, тщились, думали, умирали, не в со-стоянии преодолеть автоматизма существования, а мир оставался прежним, жестоким — на Нетудыхина надвигалось глухое и давящее чувство бессмысленности и ужаса челове-ческой жизни. Он быстро поднимался, не давая этим мыслям завладеть им, шел умывать-ся, перехватывал что-нибудь на кухне, бежал в школу. И все это без малейшего интерва-ла во времени, торопясь и заботясь только об одном: не думать, быть занятым, безраз-лично чем. Это помогало: болезненное состояние постепенно рассасывалось.

Попрохладнело. Начинался рассвет. Надо было из сквера уходить. Впереди пред-стоял пустой день — день мучительный, бесконечный, похожий на день привязанного к койке больного.

Он пересек площадь и поплелся без цели по Рощинску. Ничего уже его больше не интересовало. Одного он только желал, чтобы скорее наступило время прихода поезда.

Добредя до местного стадиона, он свернул в его разинутый вход. Тут когда-то па-цаном он присутствовал на матчах команд районного значения. Радовался, негодовал, сокрушался — смешно. И даже грустно.

Из-за горизонта, над футбольным полем, выкатывался пылающий диск солнца. Нетудыхин понаблюдал немного — двинулся дальше, к Тамре, протекающей недалеко от стадиона. Пришла в голову мысль: как потеплеет, можно будет искупаться. Принять, так сказать, омовение перед новым поворотом в своей жизни. Жизни без Коки, без иллюзор-ных воспоминаний о друзьях детства.

Он спустился вниз к реке. Вдруг он увидел, на том берегу, удаляющуюся знако-мую фигуру. Галерный раб Лев Радионович Воропаев, повинуясь страсти, шел на рыбал-ку со своим верным другом Бобом. А ведь утверждал же, что рыба по жаре мордуется и клева нет. Надежда оказывалась выше всех соображений и опыта.

Всплеснулась на реке рыбина. Игриво высоко выпрыгнула и шлепнулась на бок. У Нетудыхина даже сердце екнуло.

А может, у Воропаева есть все-таки основания для надежды? Нельзя же требовать от человека строгого подчинения одной логике. Человек замешан на прахе, противоречи-вом по своему составу. Утверждая одно, он поступает вопреки своим утверждениям. Но свобода — вещь действительно сволочная. Вчера она приветственно помахивала Нету-дыхину рукой, сегодня — скрутила ему фигуру из трех пальцев.

Просидев довольно долго на берегу Тамры, он не искупался, а разделся до пояса и ополоснулся ранней утренней водицей. На душе похорошело. Рощинцы уже ринулись на работу — утреннее колесо жизни, набирая скорость, завертелось. Нетудыхин поднялся на мост и опять побрел по городу без всякой цели и направления.

Потеря Коки была для него ошарашивающей. Он никак не мог примириться с фактом, что отныне ее у него уже больше не будет. В этой любви ему отказано, пусть до-вольствуется Наташкой.

Он мысленно сравнил их друг с другом: Кока шла с ним рядом, Наталья Сергеев-на — где-то там, за ним, молча и безропотно. Он попробовал переместить Наталью Сер-геевну налево от себя. Но она в этом пространстве не представлялась, и здесь, естествен-но и самоправно, располагалась Кока.

Так рассуждая, он продолжал петлять по городу, пока наконец не обнаружил себя у церкви. Безумная мысль пришла ему в голову: зайти, помолиться! Просить защиты, ус-покоения. Ведь должен же Он в конце концов существовать!

Приоткрытая входная дверь магнитом притягивала его к себе. Жгучей волной ко-лыхнулось у него что-то внутри. Он решился: "Помолюсь!"