— Нашел место сморкаться, поганец! — с чувством буркнул Сергей. — Чуть не убил гада: аж рука на ноже занемела.
— Велика беда — сморкнулся, — гнусно хихикнул Федор. Вот кабы он тебя желтой водичкой окропил…
— Тьфу, балабол! — в сердцах выругался Шабанов. — Седина уж в бороде, а тебе все хиханьки.
Букин просунул руку в капюшон, почухался.
— Ага… седина… — согласился он, — Ну ничо, вернемся — скажу женке, пусть выщипнет.
«Вернемся ли? — виновато подумал Сергей. — И чего я на Букина окрысился? Сдают нервишки, ох сдают…»
— Хочешь, я повыщиплю? — ласково предложил он. — Всю бороду. Только попроси!
Букин задумался.
— Не-а, — выдал он результат размышлений. — Пусть лучше седая будет.
Обмен немудрящими шутками немного снял напряжение. Букин на миг приподнял голову над снежной пеленой, чтобы тут же снова уткнуть лицо в снег.
— Тут он, — одними губами прошептал лопарь. — Шагах в пяти стоит.
Сергей зло ощерился, поднес к лицу Букина зажатый в кулаке нож. Лопарь отрицательно мотнул головой.
— Рано себя выдавать, — шепнул он. — Пекка насторожится, к девке совсем не подойти будет.
Шабанов зажмурился, давя готовую выплеснуться злость, и кивнул.
«Подождем… Хоть и невтерпеж. Сейчас бы вскочить, резануть по глотке сопливого каянца, рвануть туда — к лагерю!» Картины боя пронеслись перед внутренним взором: алые дымящиеся лужи на снегу, гудение стальной тетивы, толстые самострельные болты рвут кольчуги, как бересту… меч вгрызается в каянские шеи… Что? Нет меча? Будет. Вон их сколько на вражеских поясах!
Что? Кто сказал — вдвоем? А монахи? Сплошняком бывшие воины! Неужто в стороне останутся? Режь, братие, каянь поганую!
Спрятанный под мятелем самострел призывно дрогнул — ну же, хозяин, хватит разлеживаться!
Снова скрипит наст — дозорный топает обратно, не задерживаясь проходит мимо…
Шабанов вскочил, забыв о предупреждении Букина. Совсем рядом, в паре шагов маячила обтянутая овчинным кожухом спина. Два шага или один длинный прыжок.
Почуявший неладное воин успел повернуться, меч с тихим шорохом вынырнул из обильно смазанных ножен… Поздно! Коротка оказалась дистанция для меча — разве что оголовком в висок ударить…
Наверное так бы и случилось, но возникший из ниоткуда русс успел первым. Нож тускло блеснул в свете звезд и вошел ниже подбородка. Снизу-вверх. Проткнув и приколотив к небу язык — ни крикнуть, ни на помощь позвать…
— Совсем сдурел, да? — шипел Букин, помогая волочить в темноту грузное воняющее потом и кровью тело. — Пекка теперь половину ватаги в дозор отправит. Как девку красть? О чем думал?
— Не бухти, — огрызнулся Шабанов. — Про тех двоих, что на дороге встретились, забыл? И без того Пекка знает, что за ним идут. Одним говнюком на свете меньше стало — плохо ли?
Федор что-то буркнул под нос — Сергей не расслышал. В висках набатом грохотала кровь, зубы выбивали мелкую дробь.
«Не первый каянец на счету. Откуда мандраж? — сердито думал он. — Видно на снегу залежался, оттого и трясет…»
Безумно завывал ветер, лохмотья мха болтались на голых скрюченных сучьях, как обрывки сгнившей плоти на костях неупокоенных мертвецов. Поземка рьяно заметала следы… Духи знали — останься странная пара в живых и будут новые жертвы, будет новая кровь… Много крови.
— Экий ты… лютый! — слова пробивались к сознанию через толстый слой снега — невнятные, мятые, рваные. — Оно конечно и раньше видно было: когда ты в яхте Кавпейкином драку учинил… однако ж так, одним ударом ватажника к праудедкам послать… видно сильно тебе матулова девка в душу запала… приворожила что ли? Матул-то на эти дела знаткой лопарь. Говорили, не простой он человек — кебун. Колдун, ежели по-русски… может, и дочь в него пошла?
Глухота понемногу слабела. Теперь слова гудели жирными зелеными мухами, назойливо лезли в уши, мешали думать. Вот бы их мухобойкой!
— Иди к лешему, — сердито прошипел Сергей, уловив таки смысл букинской тирады. — А то я сам наворожу — век икаться будет.
Букин отпрянул, но тут же снова подполз к Сергею.
— Так я че? — виновато пробормотал он. — Так, рассуждаю про себя…
— Про себя болтай сколько влезет, — усмехнулся Шабанов. — Про меня тоже можешь… но Вылле не трожь, понял?
— Ага, ага, — истово закивал Букин. — Я понятливый!.. А все ж зря ты ватажника зарезал — теперь Пекка, небось, в дозоры парами посылать будет: как девку скрасть?
— Молча, — огрызнулся Шабанов. — Кто из нас чистокровный лопарь? Ты или я? Тебе тундра — дом родной… Думай.
Букин замолк. Надолго — видимо и впрямь задумался. Сергей заново прокрутил в памяти картину лагеря…
«Среди монахов ее нет… на санях тоже… в куваксе держит? С ватажниками?» Сергей тихо зарычал, чтобы не застонать, вцепился зубами в рукав малицы. «Полсотни громил и невинная наивная девчушка! Сволочи!»
На глазах вскипели злые жгучие слезы.
«Нет. Разве Пекка уступит озверелой своре лакомый кусок? Наверняка при себе держит. А самому не до девиц — получил от поморов по соплям, теперь все мысли — как бы ноги унесть! И хватит психовать».
Сергей закрыл глаза, сосредоточился на дыхании: три счета вдох, пауза, четыре выдох, снова пауза. Бешеный перестук сердца чуть замедлился, но тревога осталась. Потому неожиданный толчок в ребра заставил схватиться за нож.
— Придумал. Слышь, Шабанов! Придумал я! — лицо Букина расплылось в довольной улыбке.
Сергей ощутил, как в душе просыпается надежда.
— Давно за Пеккой идем, — возбужденно заговорил Букин. — Я теперь про него все знаю: сколько за день пройдет, где становище поставит, как да куда дозоры вышлет. Ты сам говорил — для меня тундра дом, для Пекки — чужа земля. Мы с тобой вот что делать будем…»
Шабанов слушал придуманный Букиным план и думал, что безумие заразительно — такое безрассудство в горячечном кошмаре не привидится… но шанс таки есть… Есть!
Отличить ночь от утра можно по звездам, но тучи расходиться не спешат, хотя ветер старается изо всех сил. Снежные заряды следуют один за другим, в промежутках между ними бушует поземка. От пронизывающей стужи не спасает и теплая малица — чтобы согреться надо двигаться, а этого Сергей позволить себе не мог.
Стоило Весайнену обнаружить пропажу ватажника, как дозоры действительно были удвоены. Сергей приготовился к стычке, но искать пропавшего никто не собирался. Усиленые дозоры предпочитали, то и дело поглаживая скрытые под одеждой амулеты, топтаться на границе света, да опасливо вглядываться в темноту. Иногда ветер доносил обрывки слов, чаще всего ватажники поминали Хийси.
