Возьмите, к примеру, Колибри. Колибри старается подражать насекомым, хотя принадлежат они к разным классам и между этими классами постоянная борьба, в которой постоянно побеждают птицы и постоянно терпят поражение насекомые.
Почему же Колибри, птица, старается подражать насекомым, которые терпят поражение, а не птицам, которые одерживают победу? Колибри, как пчела, питается нектаром цветов, и полет Колибри напоминает полет насекомого. А сердце Колибри бьется со скоростью шестисот ударов в минуту — как будто кто-то гонится за Колибри, как гонятся только за насекомыми. И даже змеи, которые в темноте видят всех теплокровных, Колибри не видят, потому что у Колибри, как у всех насекомых, по ночам холодеет кровь.
Почему же Колибри, птица, старается подражать насекомым, которых всюду преследуют, которые терпят одно поражение за другим?
Потому что Колибри не чувствует никакого превосходства над насекомыми, по своему росту и положению Колибри видит в насекомых товарищей.
Вот она, четвертая стихия, в которой находят спасение насекомые: мир не сплошь насекомоядный. Если б он был сплошь насекомоядным, то уже давно не было бы на земле насекомых, первых землепроходцев, первых воздухоплавателей, маленьких насекомых, открывших дорогу в этот огромный мир.
В мире накопилось много гипотез, которые давно пора объяснить. Настоящей публикацией мы открываем раздел «Объяснение гипотез».
Взрыв потряс Вселенную, которой не существовало до взрыва.
То, что существовало до взрыва, не было Вселенной, это было лишь зерно Вселенной. Ему нужно было испытать потрясение, чтобы, преодолев инерцию неподвижности, шагнуть из небытия в бытие.
Чтобы стать Вселенной, нужно очень большое потрясение (какое именно — это подсчитано наукой, выдвинувшей гипотезу о возникновении Вселенной в результате взрыва).
Конец зерна — это начало растения, но зерну такая последовательность непонятна. Ему ближе и понятней последовательность: конец растения — начало зерна. Зерну нужно взорваться, чтоб прорасти, но дело-то и том, что ему это не нужно. Даже если из него может прорасти Вселенная, зерно предпочитает остаться зерном. И Вселенной оно становится вопреки себе, видя в рождении миров лишь собственную трагедию.
И только большое потрясение способно разрушить этот замкнутый, сосредоточенный в самом себе мир. Нужен взрыв…
По масштабам нашей Вселенной можно вычислить силу взрыва и представить себе, каким было это потрясение, давшее такой результат. Конечно, понадобилось время, вначале Вселенная была не такой, но и тогда в ней проступали черты сегодняшних галактик и звезд, и даже планет — мелкие, едва заметные черточки…
Вселенная быстро растет, со скоростью трехсот тысяч километров в секунду. Когда об этом подумаешь, становится неловко за собственный медленный рост.
Конечно, зерна не все прорастают — слишком уж соблазнительно подольше остаться зерном. Но когда они прорастут… О. когда они прорастут!
Только так и возникают вселенные.
У Северного. Ледовитого океана были неледовитые времена, когда он свободно плескался, ничем не скованный. И все у него было хорошо, и ни о чем бы ему не думать, ни о чем не заботиться.
Но неледовитые времена Ледовитого океана были для Земли самыми ледовитыми. Эпоха Великого оледенения, льды, как реки, текут по земле, а реки не текут, потому что они скованы льдами.
Казалось бы, хорошо: в целом мире оледенение, а у тебя все нормально, температура выше нуля. Плещись на здоровье, благословляй судьбу, что ты не в таком положении, как другие. Так нет же.
— Могу ли я спокойно плескаться? — спросил себя Ледовитый, а в то время Неледовитый океан. — Могу ли я беззаботно плескаться, когда на Земле эпоха Великого оледенения?
На такой вопрос можно ответить по-разному. Можно ответить просто:
— Оледенение? Какое оледенение? Лично я не вижу никакого оледенения…
Можно ответить иначе:
— Великое оледенение? Ну и пусть о нем думают великие океаны. А я океан маленький: в шесть раз меньше Индийского, в семь рад меньше Атлантического, в четырнадцать раз меньше Тихого, какой с меня спрос?
Конечно, можно было ответить… Но он ответил не так.
— Нет, — сказал он себе, — раз на Земле такое оледенение, я не имею права плескаться, хотя и имею возможность плескаться. Возможность — это одно, а право — это другое.
И он заковал себя во льды.
Он, самый маленький океан, принял на себя льды всей Земли.
С тех пор на Земле прекрасная погода: плещутся океаны, зеленеют материки. Но не плещется Ледовитый океан. Он стоит, закованный в ледяные латы. У Северного полюса, на своем неизменном посту…
И пока он так стоит, Земле не страшны ледники, ей не страшны никакие великие оледенения.
ГИПОТЕЗА О ВОЗНИКНОВЕНИИ ЖИЗНИ
По одной из гипотез жизнь на Землю была занесена метеоритами.
Это была маленькая, микроскопическая жизнь, которую и сейчас можно обнаружить на странствующих в пространстве метеоритах.
И вот эта незаметная жизнь выросла в огромную, необъятную жизнь двух миров — растительного и животного.
Два эти мира живут на Земле, но относятся к ней по-разному.
Больше всех держатся за Землю растения. Они держатся так, словно боятся, что ее у них отберут и опять начнется это бесплодное, бессмысленное существование в космосе. Микроскопическое существование, несмотря на беспредельный космический простор. Простор большой, а существование микроскопическое.
Поэтому растения в редких случаях решаются путешествовать по Земле, они боятся, что в дороге у них чего доброго, украдут Землю.
А животные — не боятся.
Животные — потомственные бродяги, они помнят, как их предки странствовали в пространствах Вселенной, и точно так же странствуют, бегают по Земле. По ее полям, лесам, по морям и океанам, по селам и городам… Вечные странники, они не сидят на месте, они бы не усидели и на Земле, а побрели бы от нее в бесконечные дали Вселенной…
Их приходится удерживать силой. Силой земного притяжения.
Но вот птиц — тех даже силой нелегко удержать. Их тянет, вечно тянет куда-то в другие миры, откуда прилетели их предки. Они рассказывают своим птенцам сказку о далекой планете птиц, и птенцы, едва вылупившись, уже порываются лететь.
А куда лететь? Об этом не говорится в сказке.
И птицы летят, куда несут их крылья, надеясь, что крылья их унесут далеко. И каждый раз, улетая, они прощаются с Землей навсегда, и Земля возвращает их силой своего притяжения.
