— Сектант, что ли?
— Нет, мессианский иудей.
— Масонский индей?
— И–у–дей!
— Еврей, так бы и сказал. Зачем тебе тогда наши кресты на бумажках?
— Мы из тех иудеев, которые признают святость Христа, по нашему Иешуа Га — Машиаха.
— А это как? Вы же его сами и распяли.
Парень промолчал. Разговаривать с дикаркой образованному иудею, пусть и мессианскому, было не под силу.
— Я сознательно принял микве–брит, крещение по–вашему, потому что Иешуа есть Машиах, что Он — Господь и Спаситель. Рано или поздно все православные сольются с иудеями, потому что правда Танаха, то есть Ветхого Завета старше правды христианского благовеста, или Нового Завета, то есть Брит Хадаша. Евреи должны принять Христа, а вы — талмуд. Тогда на русской земле наступит гармония.
Парень носил черную кудрявую бородку без усов. Венька покрутила пальцами у висков:
— А где у тебя… эти?
— Пейсы? У мессианских иудеев их не бывает.
Она сразу поняла, что парень этот — студент. Прежде она бы обязательно зазвала его к себе домой на вечер — у парня в кейсе помимо листовок были немалые деньги. Теперь же в своем собачьем положении Венька помалкивала, по горькому опыту зная, что стоит ей только каркнуть во все воронье горло на своем нынешнем жаргоне, как любые денежные ухажеры разбегутся кто куда. Одной смазливой моложавой мордашки не достаточно, чтобы понравиться молодым парням.
— А мне можно взять одну бумажечку? — безо всякой надежды спросила Венька.
— Разумеется, берите и не одну. Раздадите друзьям и знакомым — пусть узнают про иудеев, верующих в Иешуа — Христа. А хотите, могу проводить вас до нашего молельного дома.
Патриархальная вежливость парня Веньке показалась заморской. Венька сбилась со своего упрямства и раскраснелась, как краснеют смуглые женщины — темно–вишневым румянцем. Давно и прочно позабытое чувство женской стыдливости совершенно обезоружило ее. Она прошептала голосом усталой золушки:
— Простите, я прямо с работы… даже не переоделась. А у вас в вашей церкви женщинам курить разрешают?
Она высмотрела в кейсе парня пачку сигарет и не сводила с нее жадных глаз.
— Да, разумеется, мы люди без средневековых предрассудков. Вас угостить?
Венька кокетливо поломалась, но в конце концов дала себя уговорить. В свободной от самой себя России женщина с сигаретой уже не выглядела проституткой, но Венька–то из Советского Союза, который всего–то пять лет назад канул в вечность. Это в свободной России всем все можно. Парень молча подал ей сигарету и щелкнул зажигалкой.
— Спасибо… А ваша вера интересная?
— Разумеется… Я могу вам рассказать вкратце, — как–то непонятно стрельнул он мимо нее глазами.
— Вон троллейбус уже подходит, — притворно вздохнула Венька.
— Но мы с вами могли бы и встретиться. Только когда?
— А хоть бы сегодня! — выпалила Венька и горько пожалела.
Бородатый парень в черной шляпе внимательно всмотрелся в нее своими непонятными бараньими глазами под круглыми очками и посмотрел на часы. У Веньки затрепетало сердце, как у охотника, который поймал на мушку дичь и положил палец на курок, затаив дыхание.
— В парке сейчас так неуютно, а в ночное кафе ходить мне вера не дозволяет.
— У меня дома тихо и спокойно, почти как в вашем молельном доме, — сделала пробный выстрел Венька. — Нам никто не помешает разговаривать о божественном.
Венька выпалила без промаха. Парень с видимым удовольствием полюбовался на ее лицо в вечернем полумраке, мельком окинул взглядом стройную фигурку и кивнул.
— Разумеется…
Венька замахнулась на второй дуплет.
— Сегодня так холодно и сыро, я простудилась, понимаете.
— Разумеется, купить лекарство?
Напротив светилась реклама аптеки.
— Я лечусь только природными средствами.
Парень в шляпе и тут оказался понятливым.
— «Старка», бальзам на травах или «зверобой», подойдет?
— Да, подойдет, только бы еще вина для прогревания горла.
Магазин тоже был напротив. Студент взял «старки», предложил ей самой выбрать сухого вина, но Венька позаботилась о его расходах и предложила сэкономить — для прогревания горла хватит и литровой бутылки крепленого вермута.
* * *
В троллейбусе бородатый студент сидел как раз напротив Веньки и не сводил с нее внимательного взгляда. До дыр, казалось, засмотрел уже своими непонятными глазами восточного мага–кудесника за круглыми увеличительными стеклами. Не разберешь по ним, чего он от нее хочет. Как только ни смотрели на Веньку, но этот курчавый бородач, правда без усов и пейсов, рассматривал ее как диковинный экспонат со дна самой глубокой впадины в океане.
Он просто бесил ее своим взглядом. Она, как дурочка из переулочка, смущалась и краснела всякий раз, встретившись с этими левантинскими бараньими глазами. Еще больше злилась на себя из–за того, что ей самой зачем–то захотелось как следует рассмотреть бородача.
Он ей совершенно не нравился. Длинное черное пальто, белая рубашка без ворота под черным жилетом, джинсы из черного вельвета. Все заношенное и застиранное, но чистенькое.
Неловкий и мешковатый, он все время щурился под своими круглыми очками, превращавшими глаза на выкате в огромные глазищи. Венька плохо разбиралась в людях, точнее, она ими совсем не интересовалась по своей совсем не природной, а слишком дорого приобретенной озлобленности на весь мир.
Студент был галантен — автоматически подносил зажигалку, стоило только Веньке взяться за сигарету. В тот вечер по дороге домой Венька быстро накурилась до тошноты, но он не обратил на это ни малейшего внимания, а все болтал о православно–иудейском братстве.
Капризная досада царапнула Веньку — хоть бы слово ей высокомерный студент сказал о ее внешности. Хотелось отомстить за все последние неудачи — понравиться. Хотелось, чтобы хоть кто–то из мужиков начал приставать. Тогда любой мужик становится смешной и беспомощный, как сорвавшийся с цепи кобель.
— Куда тебя вести? — благообразно спросил наконец студент, когда они достаточно протопали после того, как сошли с троллейбуса.
— А куда хочешь, туда и тащи. Лишь бы потемней было.
Потащил он ее к ее дому задними дворами. На центральных улицах парень мог бы прыгнуть в любой троллейбус и… привет! Шли темными задворками, натыкались на какие–то заборы, путались в сарайчиках и диких гаражах. Венька больше десяти лет прожила в этом районе, но никогда не забредала в такие дебри. Словно спьяну сошла с поезда в чужом городе. А ведь до сих целый месяц ни в одном глазу!
