— Если на пол грохнуть — раскокается? — спросил мужик.
Я ответил, что да, пожалуй, раскокается.
— Ну вот! А ты говоришь — разный прынцип! — захохотал мужик, ущипнув одну из божьих коровок.
Мое зеркальце мигом отвалилось из-за сотрясения воздуха.
Девушки стали вносить ведра с жидкостью неаппетитного вида. Потом одна взобралась на конструкцию и принялась размахивать щеткой. В лаборатории пошел мутный дождь.
— Оптика! — закричал я. — Она, между прочим, импортная!
— Протрешь, — заявил мужик. Он погасил «Беломор», ткнув его в вогнутую линзу, как в пепельницу, после чего ушел. Нижняя девушка стала готовить раствор на «Докладах Академии Наук», а верхняя запела, как она любит жизнь, что само по себе и не ново.
Когда она дошла до того, что все опять повторится сначала, я опомнился. Я схватил лазер, припудренный белой пыльцой, точно пирожное эклер, и выскочил в коридор. Там под дверью сидел на корточках старичок и методично вынимал плитки паркета из пола. Я споткнулся об него, и он посоветовал мне куда-то идти. Пришлось пристроить лазер в гардеробе и идти в библиотеку.
Библиотека была закрыта на ремонт. От ее двери тянулась белая меловая тропинка и терялась в коридорах. Я вышел из института, перепрыгнул канаву, которой утром еще не было, и пошел домой вдоль забора с козырьком. За ним всегда что-то ремонтируют, сколько я себя помню.
Дверь подъезда в своем доме я миновал удачно. Одно пятно масляной краски на брюках. Или два. Дверь месяц назад покрасили сверху, а вчера, когда все притупили бдительность, снизу. Значит, скоро покрасят перила. Надо ждать.
Я пришел домой и, не раздеваясь, перевернул стол вверх ножками. Потом я застелил газетами диван, сдвинул всю мебель в угол и с удовольствием выплеснул таз воды на потолок. Таким образом, я привел свое жилище в соответствие с окружающей действительностью.
Теперь можно было жить.
Время от времени нас проверяют, как мы знаем технику безопасности. Техника безопасности — это такая наука, которая помогает нам жить, когда жить опасно. Жить вообще опасно. С этой точки зрения светофор на перекрестке является мероприятием по технике безопасности. И милиция тоже. И медицина.
Но я отвлекся. На проверке это понятие трактовалось не так широко. Лисоцкий задавал нам вопросы про резиновые коврики и калоши. Оказывается, когда закручиваешь пробки, нужно стоять в калошах на резиновом коврике. Тогда току труднее уйти в землю.
Теорию мы знали сносно, и Лисоцкий решил проверить нас на практике. Мы все вместе пошли в лабораторию. Студентки смотрели на нас с благоговением.
— Проверим оказание помощи при поражении электрическим током, — сказал Лисоцкий. — Предположим, что эта шина под напряжением…
И он цапнул рукой шину заземления. То есть он думал, что это шина заземления. А это была другая шина.
К сожалению, мы заметили это слишком поздно, когда Гена уже успел рассказать анекдот про электромонтера, который заземлил дома двухспальную кровать. Гена рассказал и стал ждать, когда Лисоцкий засмеется. Но тот реагировал как-то странно. Лицо у него сморщилось, как от зубной боли. И весь он дрожал крупной дрожью. Можно сказать, его прямо-таки били судороги.
— Что с вами? — поинтересовался я.
Лисоцкий молчал. И трясся. Наконец ему удалось свободной рукой показать на табличку. Там был нарисован череп с косточками.
— Наверное, он под напряжением, — догадался Гена. — В таких случаях, говорят, нужно действовать быстро.
— А как именно нужно действовать, ты не помнишь? — спросил Саша Рыбаков. Саша у нас кандидат наук, он всегда бьет в самую точку.
— Давайте рассуждать логически, — сказал Гена. — Поскольку напряжение производит неприятные физиологические действия в организме…
— Не напряжение, а ток, — поправил Рыбаков.
— Давайте короче, — предложил я. — Человек устал стоять под напряжением.
— Под током, — сказал Рыбаков.
Лисоцкий посмотрел на Сашу благодарными глазами. Видимо, он тоже считал, что стоит под током, а не под напряжением.
— Нужно оттащить его за волосы! — сказал Гена. — Волосы не проводят электричества.
Это показалось правильным, но у Лисоцкого не было волос. Практически не было. А те, что были, не годились для нашей цели.
— Человек умственного труда рано лысеет, — скорбно констатировал Рыбаков.
И тут Лисоцкий рухнул на пол, разорвав падением электрическую цепь. Все облегченно вздохнули.
— Не дотрагивайтесь до него! — закричал Рыбаков. — Он сейчас весь наэлектризован.
— Что же, он так и будет здесь лежать? — спросил я.
— Нужно закопать его в землю, — сказал Саша. — На время, конечно. Чтобы из него вышло электричество, — добавил он, заметив ужас в глазах студенток.
Осторожно, чтобы не разрядить, мы вынесли Лисоцкого на носилках во двор и стали закапывать. Как всегда, собрался народ. Стали давать советы. Конечно, ничего путного. Советовали, например, вызвать «Скорую». Да пока она приедет, человек совсем загнется!
Лисоцкий был большим человеком, и электричество выходило из него медленно. Во всяком случае, он не подавал признаков жизни. Тогда мы его откопали и понесли наверх. Нам уже порядком надоело с ним возиться, а он все не оживал. Наверное, в него вошло много току. Кто-то предложил делать искусственное дыхание. Лисоцкого положили на стол и начали давить ему на грудь четырьмя руками. А студентки вызвали «Скорую».
— Ну ладно… Хватит, — слабым голосом сказал Лисоцкий. — Учебная тревога. На сегодня достаточно. Аттестацию придется повторить.
Оказывается, он притворялся для проверки. Вот артист!
А «Скорая помощь» его все-таки увезла. Здорово мы его намяли.
Как-то раз шеф пришел в лабораторию грустный. Ходил между приборами и хлопал себя по животу. А живот у него к тому времени достиг внушительных размеров.
— Вот, Петя, — говорит, — к чему приводит сидячий образ жизни. Сердце стало пошаливать.
И тут я ему брякнул насчет бега. Это называется «бегом от инфаркта». Шеф заинтересованно прочитал «Советский спорт» и на следующий день достал какую-то брошюру. Если бы я знал, чем это дело кончится, посоветовал бы ему гомеопатические шарики. Они безопаснее.
Словом, шеф начал бегать. Сначала у себя вокруг дома, а потом и на работе. Бежит по коридору, согнув руки в локтях, с серьезным выражением лица. От инфаркта он убежал месяца за три. А потом стал бегать просто так. Втянулся.
Постепенно все наши сотрудники вошли в хорошую форму. Пробежишься с шефом остановок пять трамвайных, обсуждая на бегу план отчета по теме, и чувствуешь себя человеком. Скоро шефу стало тесно в городе. Он по воскресеньям стал бегать в Зеленогорск и обратно.
