— Но Большой Экседре понадобилось собраться именно здесь. Это здание специальное? Для посвященных?
— В этом здании — АИЛАМ, — ответил эварх, многозначительно указуя перстом в зенит.
— Как интересно! — Гость изобразил на лице любознательность. — Что-то восточное слышится в этом слове — Айлам…
— АИЛАМ, — поправил Полуянов, — Академия интуитивно-логической аккомодации менталитета. Здесь найдешь практически все, чего достигли яйцеголовые мудрецы в сфере струм-логики за многие тысячелетия. Своего рода — философский храм.
Гость пригубил целебный напиток:
— Но тогда, может быть, мне здесь не место?
Вода имела горьковатый привкус неизвестной гостю душистой травы.
— В каком смысле «не место»? — спросил Михаил.
— В прямом. Как производителю фантастически изощренных увечий. Насколько я понял, мой случай — это не совсем то, о чем проповедовало ваше братство.
Полуянов резко поднялся. Запустил руку внутрь колонки ближайшего бара, вынул и вскрыл бокал с водой, подкрашенной желтым, — вода немедленно вскипела пузырьками.
— Кирилл… мы пока не знаем, кто ты. Точнее сказать — не знаем наверное, кем или чем ты инициирован. От зала, где спорят философы, нас отделяет двойная стена, но я чувствую… буквально физически ощущаю напряжение людей, озабоченных этой проблемой. Фундатор считает тебя благовестом и благодатью Ампары… как и всех твоих соплеменников, впрочем. Однако многие его коллеги не могут преодолеть сомнений…
— Ты преодолел?
— Я бы еще немного поспорил с фундатором.
— В спорах рождается истина, — одобрил Кир-Кор. — Этакий прелестный Этимончик с младенчески пухлой, розовой задницей. Увы, младенец подрастет не скоро. А что пока?..
Эварх, не скрывая отвращения, понюхал желтую воду. Сказал:
— Если ты действительно инициирован волей Ампары, то производимые тобой увечья, хочешь не хочешь, придется считать естественными актами ожидаемого нами возмездия.
— Так считать тебе, конечно, не хочется.
— Да. Понимаю, что от меня ничто не зависит, но лично я не хочу.
— Я тоже, — проговорил Кир-Кор. — Мне тоже нужен душевный комфорт. Не хочу быть подпирателем вашего неба… Или того хуже — обермейстером вашего ада.
— Я могу примириться с наказанием смертью, — словно не слыша его, продолжал Михаил, — но все мое существо протестует против наказания изобретательно гипертрофированным уродством.
— Я не уверен, эварх, что на этом Ампара исчерпала свой творческий потенциал.
Застыв на месте, эварх невидящими глазами посмотрел на собеседника поверх стакана.
— Радуйтесь, братья, — произнес он и выцедил желтую воду. — Великая Ампара с нами!..
На лучезарно-воздушном панно распахнулись две округлые синие, как глаза неба, двери, через одну из которых вошел в салон Ледогоров. Вошел быстрым шагом, взбивая ногами длинные синеполосно-белые полы своей латиклавии. Кир-Кор поднялся навстречу и, не зная, куда деть бокал, поставил его на терминал рядом с зеркалом афтера. Обменявшись с Полуяновым церемониальными полупоклонами, экзарх едва ощутимо коснулся предплечья грагала затянутой в белую перчатку рукой. В легком, как вздох, и кратком, как взмах, касании успел отразиться калейдоскоп эмоций этого человека: признательность, радость встречи, озабоченность, вдохновенная вера и светлая мировая печаль. «Из другого теста он, что ли?..» — подумал Кир-Кор. В присутствии Агафона атмосфера безысходности, навеянная аргументами Михаила, уже не так свирепо давила на мозг. Фундатор окинул взглядом обоих пестователей Этимона:
— Вижу в ваших глазах пылкие отсветы догорающего взаимонепонимания.
Полуянов развел руками.
— Мы с эвархом спорили о сущности числа «восемнадцать», — уклончиво отозвался Кир-Кор. — Он утверждает, что это число — символ значительных перемен.
Ледогоров согласно кивнул:
— Он прав, это неплохо подтверждается опытом тысячелетий. Тебя конечно же одолевает скепсис. Ну что с того? Ты волен или принимать знаковые наработки струм-логики, или не принимать. В чем проблема?
— Проблема в том, Агафон Виталианович… — промолвил Кир-Кор, хмуро потупясь. — Ну, словом, я боюсь тебя подвести. Вдруг я не тот, за кого ты меня так уверенно принимаешь.
Экзарх смотрел на него и молчал. Видимо, ждал продолжения.
Михаил исподлобья смотрел на экзарха.
— Если я действительно отмечен… гм… инициирован волей Ампары, — продолжил Кир-Кор, — то как соотносится это с увечьями пострадавших от меня людей?
— Соотносится прямо, — ответил фундатор. — Ты, я уверен, и сам не считаешь себя самостоятельным производителем странных чудес.
— Я ожидал, ты подберешь эпитет пожестче.
— Ладно — ужасных, зловещих. По-твоему, это что-то меняет?
— По-моему, да. Где гарантия, что я — именно тот проводник воли Ампары, точнее, ее споспешествователь, появление которого предначертано?
— Гарантий нет, — признал Ледогоров. — Здесь гарантии неуместны. Есть аргументированная догадка. А конкретнее — есть ясно обозначенный фокус, в коем сходятся множество лучей-векторов струм-логических на то указаний. Этот фокус — Планар, главный на данном этапе артефакт Ампары, ампартефакт. И не случайно ты — первый контактер с ампартефактом.
— Почему не случайно?
— Хотя бы потому, что судьба твоя отмечена Числом Перемен.
— Хотел бы я знать наверное, чем отмечена моя судьба. То ли Числом Перемен, то ли Знаком Зверя…
— Какого зверя? — не сразу понял экзарх.
— Библейского. Имя которому шестьсот шестьдесят шесть. А что? Сумма цифр здесь тоже равна восемнадцати.
Фундатор переглянулся с Полуяновым, расслабленно повел рукой — то ли досадуя на невежество оппонента, то ли ища у эварха поддержки.
— Детали пророчеств в эпизодах Апокалипсиса метафорически персонифицированы, — скучающим голосом пояснил Михаил. — Там все зашифровано в мифологемах. Чаши гнева, всадники на разномастных конях, «исполненные очей спереди и сзади» шестикрылые животные и прочее. В том числе персонифицировано в образе зверя и время крутых перемен.
— У предшественников античных греков время олицетворял Кронос — пожиратель своих детей, — добавил экзарх. — У греков евангелической эпохи время значительных перемен персонифицировано зверем, имя которому три шестерки. Об этом в Откровении Иоанна Богослова сказано: «Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое».
— Персонификация Числа Перемен в Откровении Иоанна имеет весьма негативный оттенок, — заметил Кир-Кор.
