– Советую вам повторить мои слова вслух, иначе потом вам никто не поверит – сказал Андрей, откидываясь на спинку кресла.
Ферум ничего не ответил.
Здесь, в отличии от предыдущей машины времени, не было никаких видимых механизмов. Здесь ничего не вращалось, не закрывалось, не опускалось и вообще, никто и ничто никуда не двигалось. Просто свет вокруг начал тускнеть, уменьшаться, пока, наконец, чёрная, непроглядная тьма не поглотила всё вокруг. И это, скорее всего, означало что их аппарат включился.
Андрей тревожно повёл глазами в стороны и вдруг услышал радостный голос сестры – «Привет мальчики!». Сразу после этого, где-то на уровне глаз включились два круглых экрана с изображениями лиц Валентины и Василия.
– Привет! – бодро ответил ей Василий.
Это обстоятельство несколько успокоило Андрея.
– Тихо, не шевелитесь – скомандовал он и тут же спросил – Боитесь?
– Нет – почти одновременно ответили Василий и Валентина.
– Правильно, ничего страшного здесь нет. Сейчас дадут отсчёт от десяти. Главное не шевелиться. Не хватало нам ещё потерять друг друга во времени.
Однако время шло, но никакого отсчёта никто не давал. Здесь по-прежнему стояла подозрительная, даже в чём-то пугающая тишина.
«А может, они про себя считают, молча?» – подумал Андрей и вдруг вспомнил что там, у Простакова, в такой же ситуации, он на какой-то цифре задремал. Он тут же бросил взгляд на экраны – Валентина вела себя обычно, а вот Василий, действительно, закрыл глаза.
– Вася, спишь?! – громко спросил Андрей.
Вдруг вся темнота стремительно начала стягиваться, сжиматься, превратилась в одну маленькую точку, которая зависла над Андреем. Какое-то время она висела неподвижно, затем стремительно помчалась вверх и исчезла, пропала, растворилась в глубокой синеве небес, унося с собой все произошедшие события и воспоминания.
– Ва-а-а-с-я… спи-и-и-и-шь… – тягуче и громко, наподобие грозного громового урчания, отзывающийся эхом в далёкой утробе Вселенной, прозвучал непонятный и странный голос, искажённо повторивший последние слова Андрея.
– Нет! – сразу же ответил Василий обычным человеческим голосом.
– Правильно, нам ещё рано спать, нам ещё предстоит много работы! – таким же обычным голосом произнёс Андрей, хотя, и это показалось даже ему самому, слова сложились несколько инерционно, как бы с наката.
Все трое одновременно вскочили на ноги, и какое-то время удивлённо смотрели друг на друга. У каждого появилось ощущение, и каждый пожелал сохранить в тайне этот факт, что он сейчас уснул, задремал и ему приснился какой-то сон, который ещё не успел опуститься на дно забытья, но который уже ускользнул из цепких нитей воспоминаний. В общем, у каждого сложилось впечатление, что с ним только что что-то происходило, но никто ничего не мог вспомнить даже в общих чертах.
Андрей стал смотреть по сторонам. Трава… кочки… деревья… Он не замечал никаких следов и признаков чего-то непонятного и странного. Но было такое чувство, что он только что, по непонятным причинам, пропустил какое-то очень важное событие.
– А где…? – неожиданый вопрос Валентины заставил всех повернуться и, проследив за её взглядом, посмотреть в ту же строну. Увиденное всех шокировало – от ручья, к которому они шли так долго и тяжело, осталось, в прямом смысле, только мокрое место. На подмытых берегах ещё висели капли воды, мокрый ил ещё хранил небольшие оставшиеся лужицы, влага блестела на камнях, отражая солнечный свет, но бурлящего потока не было, хотя ребята готовы были поклясться, что всего лишь минуту назад они его видели. Создавалось стойкое впечатление что кто-то, только что, каким-то образом, сознательно и бесцеремонно перекрыл живой ток воды.
Ребята одновременно повернулись и посмотрели вверх, против течения. Метрах в тридцати от них, возвышался двухметровый бруствер, состоящий из земли, травы, мха, сучьев, пней. Всё это выглядело, по меньшей мере, очень странно. Но ребята ещё больше удивились, когда взобрались наверх: их взору предстал огромный, размером со стадион, свежевырытый котлован, идеально круглой формы, с ровными, почти гладкими стенками.
Они ещё ничего не успели предположить, как вдруг услышали приближающийся рокочущий звук и вскоре над верхушками деревьев показался вертолёт. Он пролетел над котлованом и, развернувшись, пошёл на второй круг.
– Ну, теперь понятно… – сказал Андрей, сопровождая взглядом винтокрылый аппарат, который, судя по знакам и окрасу, явно принадлежал Министерству обороны и, немного помолчав, задумчиво добавил – Хотя и не совсем….
ЛЮБОВЬ
Был обычный день в конце мая: переменная облачность, ни жарко, ни холодно, ни солнечно, ни пасмурно. Андрей ехал в городском маршрутном автобусе и, прислонившись плечом к стеклу, с безразличием смотрел в окно. Если бы можно было определить его теперешнее настроение по какой-нибудь шкале, то оно находилось бы какраз посредине, на ноле. Как говориться – ни то, ни сё… А ехал он – на свидание с девушкой.
Он довольно ясно представлял последствия этого свидания и даже был уверен в них на девяносто девять и девять десятых процента. Он уже знал, что дальше последуют такие же встречи, цветы, поцелуи и всё это, в конце концов, банально закончится ЗАГСом и семейным бытом. Такой естественный процесс происходил со всеми, всегда и повсеместно. Но апатию теперь вызывал не сам процесс, а совсем другое. Дело в том, что Андрей, с самого раннего детства, сознательно воспитывал в себе положительные качества, и уже к юношескому возрасту сформировал образ идеальной личности. Всё в нём было положительным: внешность, поступки и даже мысли. Когда под влиянием природных инстинктов его ровесники, при первых удобных случаях, во всю «тискали» своих полногрудых, длинноногих ровесниц или впервые втихаря пробовали алкоголь и табак, он не мог себе этого позволить по причине аморальности данного поведения и считал это ниже своего достоинства. По этой же причине с выборам подруги у него также возникла проблема: он искал себе равную. В каждой из кандидатур, которых у него было предостаточно, обязательно находился какой-нибудь изъян. И так случилось, что в свои двадцать четыре года, Андрей, несмотря на свои достоинства, оставался одиноким парням. Но это уже бросалось в глаза. Со стороны невольно возникала мысль – а всё ли с ним в порядке? Нет ли у него какого-нибудь скрытого изъяна?
Андрей осознавал своё положение, но не решался поступиться принципами, хотя и понимал, что в дальнейшем, этого ему не избежать. Последнее время часто вспоминался один случай, произошедший с ним четыре года назад. Он тогда уже учился на первом курсе в Высшей школе милиции, и в него влюбилась шестнадцатилетняя девочка, из его подъезда, которую звали Зоя. Она жила на первом этаже и, в прямом смысле, не давала Андрею прохода. Стоило ему только открыть дверь в подъезд, как она сразу же встречала его возле лифта с разными просьбами – помочь, починить, подсказать. Её чувства были, даже чересчур, очевидными. Да она их и не думала скрывать. Но Андрей не мог ответить взаимностью, потому что это не соответствовало его нравственным принципам. Его не прельщали даже её молодость и красота. К тому же, она как две капли воды была похожа на свою мать. И не надо было иметь богатое воображение, что бы представить, какой она станет к своим тридцати семи годам. А её мать ещё и прослыла порядочной занудой: почти всех жильцов дома она «достала» разговорами о судебной тяжбе со своим бывшим мужем по поводу жилплощади. К слову сказать, она всё-таки выиграла судебное дело, и они вскоре переехали на другую квартиру. Но до того произошёл один случай: как-то Андрей был не в настроении и при очередной встрече возле лифта ответил девушке жёстко и грубо. От этого у неё случилась истерика: она здесь же, прямо у лифта стала кричать, плакать. Андрей побежал по лестнице и весь путь до дверей своей квартиры слышал её плачь. «Ты жестокий, безжалостный, чёрствый человек – кричала она сквозь слёзы – У тебя нет сердца! Ты никогда никого не любил кроме себя!».
