Наконец, настал четвертый день моего пребывания в этой квартире. Тотчас же после первого завтрака слуга доложил, что пришел Карно.
Мы обменялись рукопожатием и быстро собрались на прогулку. Карно посоветовал мне надеть пальто, так как была прохладная, ветреная погода. Мы вышли. Я вдыхал свежий воздух полной грудью и чувствовал, что пьянею, у меня даже закружилась голова. Действительно, воздух был свеж – горный воздух, напоенный ароматом лесов и полей. Мы медленно прошли через две улицы по мягкой, усыпанной гравием панели, обогнули угол какого-то строения и оказались перед решеткой, за которой тянулась длинная живая изгородь, закрывавшая от нас дальний вид.
По дороге мы никого не встретили. Поселок был пуст.
– Все уехали на работу, – объяснил мне Карно. – Большинство отправляется в Город, многие едут на копи в горах или на заводы и фабрики, разбросанные по всей долине. Пути сообщения разнообразны. Самый быстрый способ передвижения – тюб, затем – аэроплан, автомобиль, и самый медленный собственные крылья. Да, да, крылья, – повторил он, заметив мой удивленный взгляд. – Мы здесь все летаем, и вам придется научиться этому искусству, это не трудно. Теперь приготовьтесь, – и с этими словами Карно пропустил меня вперед через узкое пространство живой изгороди.
Действительно, было к чему приготовиться. Мы стояли на узком карнизе с каменной балюстрадой перед нами. Внизу на глубине нескольких сот метров расстилалась равнина, сначала волнистая, потом совершенно гладкая. Обрыв был почти отвесный. По равнине, покрытой лугами и лесом, бежали во все стороны ровные, обсаженные деревьями дороги. Там и тут виднелись белые пятна громадных строений со сверкающими куполами и с взметнувшимися кверху башнями. Сзади и с боков горизонт был замкнут высокими горными хребтами, отдельные вершины которых резко выступали на лазурно-голубом небе. Уступы гор были покрыты сплошным лесом, а вершины стояли оголенные, гордые и мрачные. Еще дальше виднелись снеговые шапки, ослепительно блиставшие на солнце. Даль терялась в дымке тумана. Я стоял в немом созерцании несколько минут.
– Ну, что, не правда ли, вид восхитительный? – спросил Карно. – Вон там, за горизонтом, на прямой линии от нас – Город, в котором вы лежали в госпитале. До него отсюда сто километров. Полет аэроплана – двадцать минут. Сообщение через тюб – одна минута.
– Это невозможно. Такая скорость! – воскликнул я.
– Вполне возможно, но не будем сейчас об этом говорить, лучше посмотрите вон сюда, – и он указал пальцем на равнину. – Вы видите поезд, смотрите, как он вьется меж холмов. Это для нас допотопный способ сообщения. А вон по дороге несется автомобиль, двести километров в час и больше. А вот, видите, целая эскадрилья аэропланов.
Я следовал глазами за его пальцем и действительно увидел, как над равниной неслись несколько громадных аэропланов.
Тени от них быстро скользили по зелени равнины.
– Каждый из них, – пояснил Карно, – вмещает по нескольку сот пассажиров или десятки тонн груза. Они держат путь вон к тому пушечному заводу, там сегодня будет пробная стрельба из нового орудия калибром в шестьдесят сантиметров.
– Черт возьми, меня ничто уже больше не удивляет. Но раньше всего я хочу знать, где находится эта страна, в которой я призван играть какую-то свою роль. Дорогой Карно, вы должны ответить на мои вопросы.
Мой спутник взял меня под руку; мы отошли назад, и он повел меня по дорожке вниз, к полю. Он молчал. Когда мы были далеко от поселка и шли по густой, слегка увядшей траве, он приостановился и, приблизившись ко мне вплотную, сказал:
– Предостерегаю вас: здесь надо быть осторожным. Если во Франции говорят, что стены имеют глаза и уши, то здесь эти глаза и уши – везде. Только на открытом пространстве, и то надо знать – где, можно разговаривать свободно; кроме того, ваши мысли могут быть прочтены теми, кому их не нужно знать. Вы не знаете, кого надо бояться. Но, во всяком случае, ваши мысли не должны быть доступны каждому. Если они делаются доступны кому-то, воля ваша может подчиниться постороннему влиянию. Здесь человек с более сильной волей может прочесть ваши мысли без всякого приспособления; если же таковое имеется, ваша голова становится достоянием каждого. Вы не удивляйтесь, дорогой собрат, всё объясняется просто. Волны бесконечно малой длины исходят из нашего мозга, и мы их улавливаем так, как улавливаем волны беспроволочного телеграфа, длина которых достигает нескольких тысяч метров, – в этом и вся разница. Сейчас не время пускаться в объяснения, поверьте мне, что это так. Повсеместно имеются пpиcпocoблeния для улавливания этих волн, и таким образом вы не можете скрыть своих мыслей. Дальнейшее покажет вам, как это важно знать. Некоторые из нас уже поплатились за свои мысли. Мы выработали самозащиту: мы можем думать так, что у нас в голове идет двойной ряд мыслей. Один – для себя, другой для посторонних. Волны перебиваются, запись их делается неясной. Такой способ мышления достигается с трудом. Более быстрый результат получается с помощью этого прибора; возьмите его, перекиньте шнурок через шею, держите его всегда на груди. Не говорите об этом никому, кроме самых близких друзей. Теперь пойдем. Обратный путь мы сделаем через лес. Я исполнил свою главную задачу в отношении вас, и теперь мы можем поболтать.
Мы двинулись дальше.
– Вы можете задавать мне вопросы, но я отвечу не на все. Гмм, дорогой коллега, не следует так быстро утолять свое любопытство. Я знаю по себе, как трудно переваривает голова такую массу новых впечатлений и неожиданностей. Один из вновь прибывших чужестранцев не выдержал и сошел с ума, а другой… с ним еще хуже. Поэтому будем осторожны. Ну, что вас больше всего интересует?
– Где находится эта страна?
– В горах. В Гималаях. Эта долина в сто пятьдесят километров длины и шестьдесят ширины, окруженная со всех сторон неприступными горными хребтами, расположена между Индией и Тибетом и была не известна европейцам, а также и туземцам, до открытия ее Джеком Куинслеем.
– А кто такой Джек Куинслей?
– Вы знаете Куинслея Младшего. Ему теперь пятьдесят лет. Отец его, Вильям Куинслей, миллиардер, жил в Соединенных Штатах Америки. Его младший брат, Джек Куинслей, был известный путешественник, исследователь Индии и Тибета; он-то и открыл эту долину, и теперь тело его покоится здесь в мавзолее на Центральной улице, в Городе. Оба брата были большие оригиналы. В конце прошлого столетия Вильям Куинслей снарядил грандиозную экспедицию для изучения Аляски. Он нанял для этой цели прекрасный пароход и оборудовал его всем необходимым. Для участия в этой экспедиции, издержки по которой он взял на свой счет, он пригласил целый ряд выдающихся ученых, техников, инженеров и различных специалистов. Экспедиция отплыла из Сан-Франциско при самых лучших предзнаменованиях, и вдруг мир был потрясен печальным известием о катастрофе: пароход врезался в ледяную гору и затонул через каких-нибудь полчаса. Оставшиеся в живых члены экипажа передавали, что большинства участников экспедиции не было в это время на судне – они оставались на берегу для осмотра глетчера. Те, что были на борту судна, посаженные в спасательный баркас, отправились к берегу и, якобы, исчезли бесследно. На самом же деле братья Куинслей с семейством и со всеми участниками экспедиции были переведены на другой пароход, приготовленный заранее, и отвезены к берегам Азии. Затем они тайно были доставлены в эту долину. Таким образом, здесь было положено начало ученой колонии и построен ряд лабораторий и заводов. Куинслей уже давно разрабатывал идею аэроплана. В то время как в Европе она только зарождалась, он уже обладал прекрасными моделями, которых и до сих пор не имеется в мире. Аэропланами он мог доставлять сюда как людей, так и грузы. Работали у него сначала привезенные сюда туземцы, а потом появилось и новое население, о котором мы сейчас не будем говорить. Куинслей Младший оказался таким же гениальным биологом, как отец инженером.
