Ознакомительная версия.
Официант остановился возле моего столика, наклонился и прошептал с видом заговорщика:
— Орас ждет вас в кабинете. Бумаги готовы.
Часто мигая, я смотрела на парня в белой куртке, и не могла понять, о чем он бормочет. Что за бумаги? На кой они мне черт? Ах, да! Наконец я сообразила, что речь идет о деньгах для лечения Вада. Кажется, ему повезло. Может, попросить Ораса оплатить ремонт моего несчастного домика? Или мне как работнику «Ока» сделают скидку? Нет, наверняка мартинариям ничего такого не положено.
Я поднялась наверх. На лестнице стоял мальчик лет трех, светловолосый и толстощекий, коренастый, как Андрей. Шелковая мальчикова рубашка была перепачкана красным соком. И немудрено: в ладошке мальчуган держал огромную надкушенную сливу.
— Привет! — я протянула маленькому толстяку руку.
Несколько секунд он разглядывал меня, потом протянул сливу, коротко выкрикнул: «на», и бросился бежать. Я пошла за ним и очутилась в гостиной, обставленной стилизованной под старинную мебелью. Огромная хрустальная люстра вполне могла подойти для какого-нибудь конференц-зала. На диване возлежала сама хозяйка. Есть женщины и женщины. И отличаются они как собаки разных пород. К примеру, госпожа Орас вполне могла сойти за «королевского пуделя», ну а я по экстерьеру — чистопородная дворняга солидных размеров, уверенная вполне, что моя бабушка не грешила с «водолазом». Раскрыв рот, разглядывала я розовую кофточку нежнейшего оттенка, шелковые белые брючки и золотую сетку на черных блестящих волосах госпожи Орас. Она заметила, как я вошла, но не подняла головы и продолжала разглядывать толстый каталог, на глянцевых страницах которого то и дело процарапывала ноготками отметки. Мальчик подбежал к ней и ткнулся головой в колени.
— Отвяжись, Олежек, — без тени благодушия пробормотала мать, не отрывая глаз от журнала, — ты весь грязный, меня испачкаешь.
Мальчик схватил из вазочки еще одну сливу и вновь куда-то умчался.
— Господин Орас велел мне зайти… — Я оглядывалась по сторонам: роскошь апартаментов казалась чрезмерной.
— Не та лестница, — отвечала хозяйка, по-прежнему не поднимая головы. — Его кабинет направо.
Мне показалось, что местоимение «его» она произнесла неприязненно, почти брезгливо.
Олежек ожидал меня на лестнице и опять сунул мне в руку сливу. А хотела обнять его, но он вырвался и убежал, счастливо бормоча.
Кабинет Ораса выгодно отличался от апартаментов его жены: просторен, светел, строго обставлен. И хотя солнечные лучи падали прямо на стол, массивная лампа с зеленым абажуром все равно была включена. О пристрастии Ораса к яркому освещению писали даже в газетах.
— Ну наконец-то! — приветливо махнул мне рукой Орас, едва я вошла. — Ты что, не могла подняться сюда, пока не съела весь запас булочек?
— Только четыре, — пробормотала я смущенно.
— Никогда не поверю! Минимум восемь, — смеясь, он протянул мне бумагу с замысловатой виньеткой наверху и огромной, с блюдце — печатью внизу. В бумаге значилось, что деньги для лечения Вадима Суханова перечислены на счет частной клиники.
— Вадим будет на седьмом небе от счастья. Вы святой человек, Андрей Данатович.
— Святой? Какая чушь! Вот моя жена — та просто не может пройти мимо благотворительных объявлений. Я не успеваю подписывать счета.
Я кивнула и попыталась скрыть недоверчивую улыбку.
— А это просто маленький подарок обиженному судьбой человеку от большого удачника, — весело продолжал Орас. — Я только что приобрел «Мечту». Ева, вообрази — «Мечта»!
Я не могла вообразить — потому что никогда там не бывала, знала только — самый дорогой ресторан в нашем городе, местная знать там обедала. Само простенькое блюдо стоило не меньше двадцати баксов. И мест в зале было что-то около тридцати. Впрочем, Орас и так понял, что не бывала, и принялся мне описывать:
— Все стены покрыты деревянными панелями с резьбой, люстры бронзовые, приборы ставят серебряные. Но не в приборах дело. Главное — блюда. Там непременно русский стол, — он принялся пересказывать меню. — Из закусок — ветчина, осетрина, белуга. На первое подают селяночку с осетриной, а к ней — крошечные розовые расстегайчики, потом непременно поросенок с хреном…
Орас говорил о еде вдохновенно, так другие говорят о живописи или о музыке. Но при этом, слушая его, я ни на минуту не усомнилась, что нарезанная тоньше бумаги розовая ветчина вполне соизмерима с каким-нибудь бесценным живописным полотном.
— Главное, что мне не нравится, — продолжал Орас всё тем же доверительным тоном, будто я была не посторонним человеком, а его компаньоном, — что в «Мечте» принято давать очень большие чаевые — не меньше пяти долларов.
— Ого! Я бы пошла туда работать, — усмехнулась я.
— Тебя не возьмут. Официанты в «Мечте» вышколены гораздо лучше, чем в моем кафе, а у шеф-повара есть бумага, что он работал прежде в Париже и Стокгольме. Разумеется, бумага липовая. Но повар он отменный. Официанты не имеют зарплаты и живут из одних чаевых — прежние хозяева во всем следовали старинным русским традициями, в том числе и брали себе процент с чаевых. Но это не спасло их от разорения, и «Мечта» очутилась у меня в руках.
— Поздравляю! — воскликнула я, и радость моя была искренней. — А у меня сгорел дом. Тоже можете поздравить.
— Поздравляю, — Орас смутился. — То есть, конечно, сочувствую. А я-то думал — откуда это запах дыма. И такая здоровенная дыра на очень милой кофточке.
Надо же, я только сейчас заметила, как пострадал мой наряд в борьбе с огнем.
— Что же делать? А у вас не найдется, во что мне переодеться?
— Сейчас спрошу у жены.
— Нет, именно у вас, — упрямо повторила я. — Какой-нибудь куртки или рубахи.
Кажется, его немного обескуражила моя беспардонность. Он даже на мгновение запнулся, что с ним случалось нечасто. Но мне ужасно захотелось иметь личную вещь Ораса. Что-то вроде сувенира. Желание было столь неодолимым, что казалось, оно идет не от меня.
— Есть ветровка, — уступил он. — Но она будет тебе великовата.
— Ничего, велико — не мало. Как-нибудь помещусь.
Он вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся с серебристой, почти новой курткой. Я тут же залезла в нее, затянула молнию до горла и закатала рукава.
— Ну вот, и мне кое-что перепало, не только Ваду, — засмеялась я.
— Кстати. А что у тебя с этим Вадом? — спросил он невинным тоном.
— О чем это вы?
Не было сомнений — он задал вопрос намеренно. Неужели ревновал?
— Ничего, — ответила я противным фальшивым тоном, — в этом нашем кривом «Оке» мне подсунули его карточку. Вот и бегаю, хлопочу по служебным делам.
Ознакомительная версия.
