он нахмурился, но заметил на моей руке грязную повязку и изрек:
— Похоже, ты потерял подкову, сынок. Дай-ка, взгляну…
Он осторожно размотал повязку и поморщился при виде заноз. До меня долетел кислый запах его дыхания и несвежей одежды. Врач принадлежал к постоянным жителям парка, как и бармен, и весь персонал гостиницы. Он был алкоголиком и очень удобно устроился здесь. В Техасе он обрел социальный статус и возможность большую часть времени проводить в "Аламо", потягивая виски. Пьяный эскулап — шаблонный персонаж многих тысяч ковбойских сериалов двадцатого века, но что с того? Мы все декорации прошлого восстанавливаем по фильмам и книгам, за неимением других источников. Фильмы оказались в этом плане намного удобнее: один кадр стоил килограмма слов.
— Вы можете что-нибудь с этим сделать? — спросил я.
Он поднял на меня удивленный взгляд и переглотнул, явно борясь с тошнотой.
— Думаю, я могу их вытащить. Понадобится пара кварт хлебной водки — возможно, одна из них для тебя — хотя, честно говоря, меня с этой затеи блевать тянет. — Он снова покосился на мою руку и покачал головой: — Ты правда хочешь, чтобы я занялся этим?
— Не вижу, почему я должен не хотеть. Вы ведь врач, не так ли?
— О, да, по меркам 1845 года. Меня обучил Совет. Всего за неделю. Мне вручили чемоданчик, полный стальных инструментов, и выделили кабинет с патентованными эликсирами на полках. Но чего среди них нет, так это обезболивающего. Могу представить, как больно было засадить эти занозы…
— От них до сих пор больно.
— Так это, поверь, еще мелочи по сравнению с тем, как будет больно, если я за них возьмусь. Погоди-ка… Хилди? Ведь так тебя зовут? Точно, теперь я вспомнил. Ты журналист. Когда мы последний раз беседовали, мне показалось, ты кое-что знаешь о Техасе. Больше, чем другие туристы выходного дня.
— Я не на выходные приехал, — возразил я. — Я хижину себе строю.
— Не обижайся, сынок, но ты затеял ее строительство, чтобы выгодно вложить деньги?
Я не стал это отрицать. Выше всего на Луне ценилась недвижимость в наименее развитых парках. С тех пор, как я поселился в Техасе, мое состояние выросло вчетверо, и не было похоже, чтобы темпы роста замедлились.
— Просто смешно, сколько денег люди готовы выложить за неудобства и лишения! — вздохнул доктор. — Конечно, руководство парка предупреждает о трудностях, но не слишком-то распространяется насчет медицинской помощи. Люди поселяются здесь и убеждают себя, что смогут жить на природе, как предки. Но стоит им попробовать на своей шкуре мое лечение, они сбегают в реальный мир. С болью не шутят, Хилди. По большей части я принимаю роды, но любая разумная и сведущая женщина вполне способна родить сама.
— Так на что же вы годны, в таком случае? — я пожалел о сказанном, как только вопрос сорвался у меня с губ, но Пеппер, казалось, не обиделся.
— Чаще всего я — просто декорация, — признал он. — Но мне наплевать. Есть и худшие способы зарабатывать себе на ежедневную норму кислорода.
Бренда склонилась над нами, чтобы расслышать последние фразы. Ее нарядили в нелепое розовое платье, и она до сих пор поджимала одну ногу.
— Вас уже привели в порядок? — поинтересовалась она у меня.
— Думаю, это подождет, — отозвался я.
— Еще одна хромая кобыла? — спросил врач. — Кладите сюда ваше копыто, юная леди, и позвольте мне взглянуть на него.
Осмотрев порез, он расплылся в улыбке и потер руки:
— Вот травма вполне в моей компетенции! Хотите, я полечу ее?
— Конечно, почему бы нет?
Врач открыл свой черный чемоданчик. Бренда, ни о чем не подозревая, следила, как он достает бутылочки с лекарствами, ватные тампоны и бинты и раскладывает их на барной стойке.
— Немного йодного раствора, чтобы очистить рану, — пробормотал Пеппер и прикоснулся к Брендиной пятке коричневым куском ваты.
Она взвыла и подпрыгнула фута на четыре, оттолкнувшись всего лишь одной здоровой ногой — и ударилась бы о потолок, если бы я не поймал ее за лодыжку.
— Что он, черт его возьми, делает?! — гаркнула она на меня.
— Тише, тише, — примирительно шепнул я.
— Но больно же!
Я одарил ее самым пламенным репортерским взглядом, на который только был способен, и сжал ее руку для вящего эффекта:
— Из этого выйдет целая статья, Бренда! Медицина прошлого и настоящего. Подумай, как доволен будет Уолтер.
— Да, но почему этот врач вами заняться отказался? — обиженно надулась она.
— Мне потребовалась бы ампутация, — ответил я. — И ему тоже: я бы лично ему руку отпилил, если бы он лишил меня моей.
— Не знаю, хочется ли мне, чтобы…
— Просто постой спокойно, и через минуту все закончится.
Она кричала, плакала, но не отдернула ногу и позволила врачу как следует обработать рану. В один прекрасный день из нее выйдет непревзойденная журналистка.
Доктор достал из чемоданчика иголку с ниткой.
— А это зачем? — с подозрением в голосе спросила Бренда.
— Теперь нужно наложить на рану шов, — ответил он.
— Если наложить шов означает зашить, накладывайте швы себе, ублюдок несчастный!
Врач уставился на нее, но прочел в ее глазах свой приговор и отложил нитку с иголкой. Вместо этого он принялся готовить повязку, бормоча себе под нос:
— Да, сэр, в 1845 году жилось тяжело! Знаете, что доставляло людям больше всего неприятностей? Зубы. Если здесь разболится зуб, у вас нет другого выхода, кроме как отправиться к цирюльнику на другой конец улицы или в "Одинокую Голубку", опять же к цирюльнику, про которого говорят, что у него получается быстрее. Раньше цирюльники умели все — и зубы рвать, и оперировать, и собственно стричь. Но с зубами хорошо то, что зубная боль не безнадежна. Выдерни зуб, и она пройдет. А чаще всего, когда с людьми что-то случается, ничего поделать нельзя. В малюсенький порез, такой, как вот этот, может попасть зараза и убить вас. Есть миллион способов проститься с жизнью, а врачи в большинстве случаев просто стараются сохранить ее вам.
Бренда слушала так завороженно, что почти забыла возразить против перевязки. Но в последний момент она все же нахмурилась и тронула Пеппера за руку, когда он собирался завязать бинт узлом вокруг подъема:
— Подождите, вы же не закончили!
— А я чертовски уверен, что закончил.
— Так вы считаете, это все?
— А что еще вы предложите?
— Какой же вы дурак! У меня так и осталась дырка в ноге! Вы ее не починили.
— Она заживет через недельку. Сама собой.
По лицу Бренды без труда можно было понять, каким опасным человеком она теперь считает старину
