Между тем стемнело. Мне было, ясно, что если я даже и достигну эспланады, все равно мне ни за что не разыскать той пристани, у которой был привязан мой челнок. Я начал ругать себя за то, что так легкомысленно оставил на произвол судьбы свое хрупкое суденышко. Затем я принялся обдумывать создавшееся положение, стараясь найти выход. Я уже устал и проголодался, у меня болели ноги от ходьбы. Конечно, эти строения, напоминавшие склады, отнюдь не казались гостеприимными; тем не менее, лучше было провести ночь под крышей, чем под открытым небом. Ночи на Марсе даже в жаркую пору довольно холодны, хотя и безветрены. Отсутствие рубашки, оставленной мною на челне в качестве паруса, давало себя знать. Я весь дрожал от холода. Итак, я вошел в одно из больших каменных зданий, находившихся на углу улицы. Поднявшись по бесконечной лестнице на самый верх его, я очутился в большой мрачной комнате. Сняв пальто и разостлав его в уголке на полу, я улегся на эту постель. Вскоре усталость взяла свое, и я крепко уснул.
Не знаю, сколько времени я проспал. Внезапно я был разбужен каким-то странным пронзительным жужжанием. Протирая глаза, я приподнялся и сел. На потолке я увидел полоску света, падавшего неизвестно откуда. Вслед за тем я услыхал приглушенный шум. Я вскочил на ноги, как ужаленный. На лестнице раздавались чьи-то шаги. В ужасе я кинулся к выходу, но не успел добежать до лестницы, как шарахнулся в сторону и забился в угол. Несколько больших темных фигур прошли мимо меня в комнату. В темноте я не мог их разглядеть. Я заметил только, что это были не люди, хотя они шли на двух ногах. Когда последние неведомые существа прошли мимо меня, я бросился вниз по лестнице с намерением поскорее убежать из страшного дома. На одной из площадок я заметил в стене отверстие, служившее, по-видимому, для вентиляции помещения. Подойдя вплотную к стене, я стал на цыпочки и посмотрел сквозь отверстие на улицу. Моим глазам представилось такое потрясающее зрелище, что я весь похолодел и зашатался. Город был залит потоками ослепительного света, улицы были запружены машинами, напоминавшими наши автомобили и мотоциклеты. По тротуарам двигались темные фигуры, в которых не было ничего человеческого. Дрожа от ужаса, я отпрянул от стены. Я недоумевал, каким образом мне не приходило в голову такое простое объяснение безлюдности города. Город жил ночью. Днем его обитатели были погружены в сон. Теперь же они проснулись и принялись за свои дела. Мертвый город воскрес. Но что представляют собой эти жители? Мрачное предчувствие охватило меня. Я уже успел разглядеть, что эти существа не были людьми. Итак, на Марсе владычествует какая-то странная порода существ.
Мои размышления были прерваны приглушенными звуками шагов, раздавшихся на лестнице. Кто-то спускался вниз. Я решил разглядеть как следует этого таинственного незнакомца и, затаив дыхание, стал поджидать его на площадке. Наконец темная фигура поравнялась со мной. Я нажал кнопку фонарика. Вспыхнул ослепительный свет. Передо мной стоял гигантский муравей, футов десяти-одиннадцати ростом; черное гибкое тело насекомого блестело в свете фонарика. Муравей держался на двух ногах, как человек; по конструкции своего тела этот гигант был совершенно схож с нашим земным муравьем. Вокруг головы у него было расположено бесчисленное количество глаз, однако я сразу заметил, что, подобно подземным марсовым гадам, он был совершенно слеп.
Я был уверен, что огромное насекомое не могло меня видеть, и собирался вслед за ним ускользнуть из этого дома. Однако к моему удивлению, муравей меня все-таки заметил. Очевидно, вместо глаз у него имелся какой-то другой орган зрения. В этом мне очень скоро пришлось убедиться. Потушив фонарик, я начал спускаться по лестнице. Однако не успел я сделать и нескольких шагов, как огромное создание набросилось на меня сзади. В мгновение ока меня обхватили огромные щупальца, подобные щупальцам осьминога. Между мною и муравьем завязалась отчаянная борьба. Насекомое было неуязвимо. Казалось, у него было столько щупальцев, сколько у легендарного Аргуса глаз. Мы боролись в полнейшем мраке и в молчании, так как мой противник не издавал ни звука. Напрасно старался я нащупать тело этого скользкого гибкого создания. Всякий раз, как мне удавалось схватить насекомое, мои пальцы погружались в какую-то студенистую массу, ускользавшую из моих рук. Вскоре я понял, что имею дело с не очень опасным противником. Несмотря на свои огромные размеры, насекомое было чрезвычайно слабым. Если бы оно не было таким скользким, я давно бы разорвал его на клочки. Мне удалось оборвать у него несколько щупальцев с такою же легкостью, как обламываешь гнилой сук. Не знаю, сколько времени еще продолжалась бы наша борьба, если бы я не услышал на лестнице отдаленных шагов. Я понял, что необходимо покончить с этим марсианином до прихода его друзей.
Необходимость, — как говорят, — мать изобретений. Мне пришло в голову воспользоваться превосходством своего веса над весом насекомого. Я навалился всею своею тяжестью на дряблую аморфную массу и притиснул ее к стене. Со страшной силой я боднул насекомое головой в живот. Оно судорожно забилось всеми членами, разжимая щупальца. Тогда я вцепился руками в дряблую массу и, разорвав ее на двое, швырнул на пол. Меня поразило, что даже в своей агонии насекомое не проронило ни звука. Очевидно, планетой владычествуют слепые и немые создания. Однако у меня не было времени размышлять. Шаги спускавшихся по лестнице муравьев раздавались над самой моей головой. Я кинулся сломя голову вниз по лестнице и через несколько мгновений очутился на улице.
Как я уже говорил, город производил ночью совсем другое впечатление, чем при дневном свете. Улицы кипели жизнью. В воздухе носились летательные аппараты. Здания были залиты ослепительным светом. По тротуарам густыми потоками катились пешеходы. Однако толпа муравьев весьма отличалась от человеческой толпы. Прежде всего не было заметно торопливости и сутолоки; затем я, к удивлению своему, обнаружил, что на углах улицы нет муравьев-полисменов. Уличное движение протекало с необычайной регулярностью. Порядок всюду был образцовый. Казалось, все двигалось с точностью часового механизма. Очевидно, пешеходами руководил какой-то особый инстинкт, следуя которому они координировали свое движение с движением всей толпы и переходили улицы без риска быть раздавленными.
Уличное движение, казалось, тоже управлялось каким-то коллективным инстинктом, во всяком случае никто им извне не руководил.
Само собой разумеется, в первый момент я был потрясен необычайным зрелищем, какое представлял собою этот чудовищный муравейник. Должен признаться, что я долгое время не мог понять, каким образом насекомые при своей слепоте так идеально угадывают направление и ориентируются в гигантском лабиринте. Только в результате упорных размышлений и продолжительных наблюдений я смог себе уяснить причину этого явления. В описываемый же мною момент мне было не до гипотез. Я стремился во что бы то ни стало поскорее выбраться из муравьиного города. В свое время я немало наслышался от Хезерингтона о жестокости муравьев; мне приходилось лично изучать психологию насекомых; исходя из всего этого, нечего было, конечно, рассчитывать на милосердие гигантов-марсиан. Если даже они и не отличались свирепым нравом, во всяком случае как существа социальные, они должны были поступить с убийцей их согражданина по всей строгости закона.
