— Вот ведь, вот ведь, вотведьвотведьвотведь…
Что еще вслух произнесешь, бредя, бередя, бредя. Один. И сам не свой. Буквально. Мир сошел с ума. Или он, Мареев, сошел с ума. И сейчас он, Мареев, придет домой, а там — Мареев: «Вы, собственно, кто?» Идиотическое хихиканье. Вотведь!
«Сувениры». Кафе.
«Сувениры». Вотведьвотведь. Асфальт. Гастроном.
«Мебель». Вотведьвотведьвотведь. Аптека. ХРУЭМ ПРСТ. Хрено… К бесу!
Вотведьвотведьвотведь…
Липа спала. На двух сдвинутых стульях. Чихать ей на хлопки дверей. Вот если бы именно Мареев вернулся, она бы стерегла, и — ни в одном глазу. Так что не Мареев ты, не Мареев. Она спала. Он еще раз шарахнул дверью подъезда. Липа шмыгнула носом, промямлила во сне: «Маманя, уймись!», плотней поджала ноги к подбородку. Сапожки под головой. Чулок на пятке поехал. У ножки стула — пепелище спичек.
Лифт не работал. Второй, третий… вотведьво… пятый… тведьвот… шестой. Седьмой.
Провернул ключ в замке, пнул дверь ногой, отшагнул назад. Ожидая… Да ну, несерьезно! Детский рудимент казаков-разбойников! Конечно, никого! Что же он, действительно двойника предвкушал? Потихоньку сдвиг по фазе. Вотведьвот…
Темно и глухо в комнате. Он бы сейчас пришел с Таей… Хватит! Мало ему Ады?! А он-то, он! Выходной костюм, выходной костюм! Н-на, пиджак, н-на! Пусть валяется! И галстук, з-змеюка удавная!
Пуговица сорвалась с соплей, защелкала по линолеуму. Да пропади ты пропадом! Еще ползать за тобой на карачках!
Темно! Только ледоруб на стенке чуть отсвечивал. Сложно с оружием. Поди заруби себя! А зачем? Есть хороший, надежный канат — рядышком висит. Крепкий, выдержит. На Кавказе, на Тянь-Шане, на Памире выдерживал — капронка! — и теперь не подведет. Вот только потолки низковаты…
Сардонические хихоньки-хахоньки, само-собой. Но чего не сделаешь с такой жизни! Когда маски на эстампе и те — обе в хандре. Стоп! Не проверять! Обойдемся без ответа. Мистика — мистикой, но если Мареев еще при свете убедится, что ему не показалось, то тогда — прямая дорога в больничный покой. Доктор, я скажу вам по секрету — я Мареев Константин Андреевич, но, тс-с-с, об этом знаю только я и, тс-с-с, компетентные лица!
Правильно!!! Компетентные лица! Если он свихнулся, то они — как?! Блондин и брюнет. Они с ним говорили, как с Мареевым!
«Днем — отдельные прояснения». Тебе, дундук, были отдельные прояснения, а ты проморгал!
«К вечеру давление будет расти» — кто теперь Марееву может хоть что-то объяснить, хоть как помочь?
«Звоните по этому номеру, если сочтете…» Мареев ничего еще не счел, но рука сама потянулась к телефону, сняла трубку.
— Положите на место! — ударил голос сзади.
Голос был жесткий, армейский, пожилой, с трещинкой. Мареев послушно уронил трубку обратно. Нет, не рудимент казаков-разбойников, нет. Оно! Ведь спрашивали, спрашивали!
«Не бывает так, чтобы кто-то номером ошибся?» Смешно и страшно. Как на аттракционных горках. Все можно объяснить, если не рехнулся.
Схема спаялась моментально. Он сделал Ящик. Ящиком заинтересовались. Не только наши, но ихние тоже. Ихние звонят, чтобы убедится, дома ли он.
«Командор вызывает Бэда». Друг звонил, разыгрывал. Ихние знают, что подобный розыгрыш в манере Гридасова. Ихние все про Мареева знают — и его друзей, и привычки его и друзей. У ихних тоже дело поставлено! А «извините, ошиблись номером» глубокой ночью — более подозрительно, чем розыгрыш… Но у наших дело тоже поставлено. Ведь пришли, ведь спросили. А Мареев?
«Нет! Нет!» Вот тебе и нет! Но хоть бы намекнули!.. А то не намекали? Сам виноват. И теперь ихние уже тут, а наши?
«Позвоните, если сочтете…» Надо было еще из ДЕМОСа позвонить! Но кто же знал тогда, что так… Или из автомата, пока шел! Но ничто не говорило о… Плаща за спиной не было! Верно! Он уже здесь Мареева дожидался. И сейчас… Хорошо, что Ящик в ДЕМОСе. Они его не получат! Но что же такое он умудрился сотворить, если даже ихние — по пятам. А наши… Звонить надо было, звонить!
Схема спаялась вмиг. И Мареев увидел ее всю разом. Задеревенел. Смешно и страшно. Хоть кричи: «Не Мареев я, не Мареев! У любого спросите!» Хоть у начальника-Кириллова, хоть у психиатра, хоть у Таи… сии! Башку, значит, собирался сносить? Кто бы, значит ни попался? Если не рехнулся, то можно все объяснить. Но объяснить так, что рехнуться можно. Например, долбануть ихнего агента. Еще «спасибо» скажут. Наши.
Слева — ледоруб. Жаль, он — не левша. И потом — эти, ихние, они обучены. Опередят… Окно разбить! Чем? Томиком из книжной кладки. Долго нагнуться, выпрямиться, кинуть. Опередят. Время. Надо тянуть время. Наши должны быть где-то рядом. Ихние обречены. Надо тянуть. Иначе обречен Мареев. Вотведьвотведьвот… Сплю и снюсь! Смешно и страшно. Но вести себя надо спокойно и с достоинством. Чтобы стыдно не было. Во сне ли, наяву ли, по ту сторону сознания ли.
Он не стал делать резких движений, сказал в пространство сколь мог спокойно и с достоинством:
— Я всегда рад гостям, но в такой поздний час я…
— Не валяйте дурака! — сказал баритон, квакнув на «р».
И Мареев обернулся. Нутром учуяв, что ему не грозит получить между глаз пулю или что другое. В «не валяйте дурака» была эмоция. В отличие от приказного «Положите на место». Раздраженность, но не угроза. Тем не менее, голос командный, выработанный годами. И Мареев обернулся. Всякий шпион еще командовать будет! Смешно и страшно. И уже не так страшно. Ведь сон. Или бред. Чего уж пугаться, досмотрим до конца!
Так и есть! Чернокожий плащ, кирпич лица, седой бокс, рубленые морщины, глаза — не видать, темновато. Но точно, что эти самые… льдистые, прозрачные, холодные. Типичный шпиёнский шеф! Пусть шпиёнами своими и командует, а не Мареевым! Возник из-под земли… Не было никого, не было! Пятнадцать квадратных метров! Захочешь — не спрячешься! Ишь, «не валяйте дурака!» А сам-то?!
Мареев расхрабрился и, отстаивая себя, натужно сыронизировал:
— Есть, не валять дурака!
— Командор, — подправил гость.
— Что? — не понял Мареев.
— Командор! — нажал гость.
— А! — понял Мареев. Н-ну, поиграем в эти игры. Время работает на нас. Сплошное кино! — Есть, не валять дурака, командор! — щелкнул каблуками.
Вдруг блеснуло: а ведь похож! «Мертвые не потеют». Командор. Стандарт, масс-культура, штамповка. Книжные герои слизаны с настоящих, настоящие — с книжных.
Однако этот — не книжный, а живой. И вполне опасный. Даже во сне. Или в бреду. Теперь, когда Мареев повернулся, ледоруб был под правой рукой. Так что надо выждать миг и… Если мираж, то одной дыркой в полу будет больше. Если явь, то Мареев выполнит свой гражданский долг.
