БЕС АНТИПАПА предлагает сметать банчок.
— На что играем?
— Как всегда — на души.
Делаются первые ставки:
— МИГЕЛЬ СЕРВЕТ — великий испанский ученый!
— ГАЛИЛЕЙ!
— ЯН ГУС!
— ЖАННА Д'АРК!
Душ в банке все прибывает и прибывает. Рядом с душами праведников ложатся души грешников, рядом с душами христиан — души язычников. В числе язычников АРИСТОТЕЛЬ и ДЕМОКРИТ — простые смертные, а также ГЕЛИОС, ДАЖДЬБОГ и СВАРОГ — боги, бессмертие которых взято под сомнение.
Исключение составляет ПЕРУН — языческий бог, сумевший вовремя принять христианство.
Банк растет. Поступают все новые и новые души:
ГАМЛЕТ — известный литературный герой!
ФАУСТ — известный литературный герой!
РОБИНЗОН — известный литературный герой!
КВАЗИМОДО — известный литературный герой!
ПРОТОПОП АВВАКУМ — известный старовер и раскольник!
БЕС КАЛЬВИН и АПОСТОЛ ВАРФОЛОМЕЙ, промотав каждый свое, продолжают играть в складчину:
— Три гугенота и два католика!
— Один католик и два гугенота!
Возле стола вертится мелкий бес — ФОН ПАПЕН:
— А почему вы ставите так помалу? Одна-две души — слишком мелкая ставка по нынешним временам.
— Справедливо! — подхватывает отец инквизитор. — Ставлю тысячу и одну!
— Десять тысяч! — щедро бросает папа Урбан.
— Сто тысяч! — объявляет бес Антипапа.
— Сто тысяч и одна!
— Двести тысяч!
— Миллион!
— Миллион и одна!
— Триста миллионов!
— В банке живые души всей земли! — объявляет бес Нерон. — Банк стучит.
Папа Урбан Второй подмигнул бесу Кальвину. Бес Кальвин подмигнул отцу инквизитору. Отец инквизитор подмигнул бесу Нерону. Бес Нерон подмигнул папе Иннокентию. Папа Иннокентий подмигнул мелкому бесу фон Папену…
— Банк стучит! Слушайте, слушайте!
— Слушайте, как стучит банк!
Вначале было слово.
(Библия)
Человек простой и неученый, всей душой хозяина любя, Пятница поверил в Робинзона. Робинзон уверовал в себя. Он уверовал в свое начало и в свои особые права. И — впервые Слово прозвучало. Робинзон произносил слова. Первое — пока еще несмело, но смелей и тверже всякий раз. Потому что, став превыше дела, слово превращается в приказ. И оно становится законом, преступать который — смертный грех. Ибо должен верить в Робинзона Пятница, туземный человек.
И приснился Нерону вещий сон.
Будто сидит он, по обычаю, на своем престоле и пускает, по обычаю, кровь христианам. Вдруг один христианин подходит к нему и говорит:
— Кровушку пускаешь, император?
— Пускаю, — отвечает Нерон. — Ничего не поделаешь, такая наша работа.
Христианин прищурился:
— А ведь я, между прочим, папа. А? Как ты на это смотришь?
— Подумаешь, я и сам папа. Только что мне папа, если я свою маму убил. Наплевать мне на родственные отношения!
— Клавдий Цезарь Нерон Друз, ты меня не понял, — сказал христианин. — Я папа совсем не в том смысле. Не в родственном, а в духовном и, если хочешь, в социально-политическом. Меня зовут Урбан Второй.
— Не слыхал, — пожал плечами Нерон.
— Ты не мог обо мне слышать, ведь между нами больше тысячи лет. Мое время придет, когда твое давно кончится.
Нерон был задет бестактностью собеседника.
— Посмотрим, чье время кончится раньше, — кивнул он в сторону палачей, которые скучали, лениво прислушиваясь к разговору. — Но пока суд да дело… впрочем, суда не будет, — тут же поправился он, — расскажи мне, что значит папа и что значит Урбан.
Папа Урбан взошел на эшафот: он привык говорить с возвышения.
— Папа, — сказал он, — это наместник бога на земле, его первый друг и единомышленник. Папа хочет того, что хочет бог, а бог, — Урбан сделал ударение на этих словах, — хочет того, чего хочет папа. Всякий, кто хочет иного, подлежит истреблению.
— Очень любопытно, — заинтересовался Нерон, — я сам не люблю тех, кто не согласен с моим мнением. Продолжай, пожалуйста.
— Главное, чтобы люди верили в бога, — продолжал папа Урбан. — Если они верят в бога, значит, они верят в меня, а если они верят в меня, то управлять ими не представляет трудности.
— Да, конечно, — согласился Нерон. — Ну, а если они все-таки не верят как ты поступаешь в таком случае?
Папа Урбан сошел с эшафота. Он приблизился к Нерону и тихо сказал:
— Крестовые походы.
— Что?
— Крестовые походы. Но раз ты не знаешь меня, значит, ты не знаешь, что я тот самый папа, который первый ввел крестовые походы. Мое войско прошло много стран и покорило много народов. Христианская церковь стала самой крупной империей.
— Ты подумай! — восхитился Нерон. — А внутри страны? Как ты поступаешь с неверующими внутри страны?
Папа Урбан изменился в лице. Он настолько изменился в лице, как будто это был совсем другой человек.
Нерон нахмурился.
— Кто ты такой? — строго спросил он.
— Я папа, — ответил этот человек. — Папа Иннокентий Третий. Я появлюсь через тысячу двести лет после вас.
— Папа — это уже хорошо, — просиял Нерон. — Я тут как раз говорил с одним папой, и он не успел мне ответить…
И Нерон повторил Иннокентию вопрос, на который не успел получить ответа.
— С неверующими? — сказал папа Иннокентий. — Мы называем их еретиками. С твоего позволения, — представился он, — я именно тот папа, который организовал инквизицию.
— А это еще что?
— Долго объяснять. Но все сводится к этому, — Иннокентий показал на эшафот.
— Понятно, — расхохотался Нерон. — Значит, всех, кто не верит… Ловко же это у тебя получается! Вот бы мне такого генерала!
Иннокентий Третий преобразился. Перед Нероном стоял незнакомый человек в форме генерала.
— Ты тоже папа? — спросил император, на сей раз не удивившись превращению.
— Смею доложить, не папа, а Папен. Фон Папен, — по-военному отрапортовал генерал. — Но с папой мы были в контакте. При его поддержке мы привели к власти Гитлера.
— Кто такой Гитлер?
— Вы не знаете Гитлера?! — воскликнул фон Папен. — Ну, конечно, ведь он будет через две тысячи лет. О, Гитлер! Он зальет кровью весь земной шар (в наше время уже не будут бояться называл Землю шаром), перед ним содрогнутся все нероны настоящего, прошлого и будущего.
Нерон содрогнулся. Потом сказал палачам:
— Не троньте этого христианина. Это наш человек. Освободите его и уведите… подальше… подальше от эшафота!
