По замыслу авторов, эта фраза должна была поставить последнюю точку в жизнеописании Максима Каммерера. Она должна была заключить весь цикл о Мире Полдня. Некий итог целого мировоззрения. Эпитафия ему. Или — приговор?…»
Перечитал официальное заявление Бориса Натановича Стругацкого. В очередной раз убедился, что передо мной синопсис едва ли не самого потрясающего романа второй половины ХХ века. Глубочайшие проникновения в основы того, не нами придуманного, миропорядка, сохранение которого делает невозможной нормальную жизнь людей, к какому бы кругу проживания они не были бы приписаны. Я понимаю, что так было всегда, и так будет еще очень и очень долго. Но слова произнесены. Книжки, как бы, нет, а слова произнесены, услышаны и взяты на заметку. Блеск! А ты говоришь — фантастика! Фантастика и есть.
С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов.
Письмо № 11. 1992 г. Автор неизвестен «Свобода»
Дорогая Нина!
Меня часто удивляет твоя способность задавать вопросы, ответить на которые я могу, только хорошенько подумав. Как правило, я восхищаюсь твоей способностью обнаруживать, скажем так, в давно известном, много раз проанализированном тексте потрясающие скрытые идеи и мотивы. Обычно после твоей подсказки я обнаруживаю в уже полузабытых произведениях такие великолепные образцы высокой фантастики, что начинаю производить на окружающих впечатление абсолютно счастливого человека. Это проверено неоднократно. Но встречаются среди твоих вопросов и такие, после которых я в замешательстве пожимаю плечами, не в силах ответить что-нибудь разумное. Например, в последнем письме ты поинтересовалась, готов ли я включить в перечень наиболее заметных фантастических произведений книжку, которая бы мне не понравилась? На несколько часов я был выведен из строя. Что такое понравилось — не понравилось? Этот критерий для меня так и остался загадкой. Уж сколько раз случалось, что высказывая претензии к языку, стилю, композиции (особенно к композиции) я, между тем, признавал автора блестящим фантастом и советовал своим знакомым прочитать книжку, потому что значение фантастического произведения далеко не всегда определяется этими, конечно же, важными факторами. Или такое предположение — я прихожу в ужас от содержащихся в тексте идей, и потому мне не нравится книжка. Но если чуждые мне идеи, вызвали у меня ужас, это следует признать достижением автора. Ужасные идеи вызвали ужас. Вроде бы все правильно? Мое недоумение относительно термина «понравилось» имеет огромное количество развилок. Можно подробно рассматривать различные варианты, возникающие во время чтения. Только, к сожалению, разобраться с термином «понравилось» мне это не поможет. А еще есть устоявшийся термин «скучно читать» — эта загогулина еще более непостижима! Кому скучно? Почему скучно? Вот, скажем, десять человек сказали, что им скучно было читать предложенный текст, а десять, наоборот, признались, что им было весело. Какая книжка получилась? Скучная? Веселая?
Должен признаться, что если речь идет о моих любимых книгах, то их едва ли больше десятка. Так что их существование никоим образом не сказывается на моем отношении к феномену фантастики в целом. Как бы это объяснить? Любой мужчина время от времени влюбляется в милых его сердцу женщин. Но это отнюдь не означает, что всех остальных гражданок он должен ненавидеть, отыскивать в их облике и характере отрицательные черты, всячески поносить и отказываться признавать наличие у них любых достоинств. Чушь.
Понятно, что после такого вступления я должен предложить рассказ о произведении, которое должно было бы мне «не понравиться», которое мне было бы «скучно» читать. Я, честно говоря, не люблю фантастику действия, не люблю стрелялок — догонялок. Можно было бы попробовать предложить твоему вниманию какой-нибудь экшн. Задумался. И только тут сообразил, что все равно хотел рассказать сегодня о странной книжке неизвестного автора, изданной в начале 90-х. Так вот, книжка эта написана самым неудачным образом, сюжет сляпан из самых примитивных штампов, о правдоподобности событий не хочется даже говорить. А язык! Впору переводить ее на русский. О, эта была бы отвратительнейшая книжка, если бы не первая глава. Ее вполне хватило, чтобы я включил роман «Свобода» в свой перечень. Но сразу хочу сказать, что рассказом об этой первой главе я и ограничусь. Итак.
Бывший старший научный сотрудник Измайлов бедствовал. Институт, в штате которого он имел честь числиться, медленно и безвозвратно агонизировал. Зарплату за прошлый год обещали выплатить, но потом. Каждый добывал средства для пропитания, как умел. И вот пришел день, когда Измайлову сказочно повезло. Однажды вечером он встретил своего хорошего университетского знакомого, который пристроил его в бригаду по скупке ваучеров. Условия были потрясающие — каждый десятый приобретенный у населения ваучер был его зарплатой. Хочешь, вкладывай его в акции предприятий, хочешь, перекладывай 10000 рублей из правого кармана в левый, а потом используй по собственному разумению, потому что в правом кармане лежали капиталы бригады, а в левом его личные кровные денежки. Если помнить, что задерживаемая в Институте зарплата старшего научного сотрудника не дотягивала до 5000 рублей, можно понять, как предательски вспотели руки Измайлова, когда в первый же торговый день он приобрел у прохожих целых тридцать ваучеров. За что отдельное спасибо университетскому другу, это потом Измайлов узнал, что пост у станции метро «Гостиный двор» можно было занять только по большому блату.
У Измайлова появились деньги, о роторе и статоре, вообще об электрических машинах он вспоминал все реже. Нельзя в одну реку войти дважды. Нельзя сказать, что деньги доставались ему за здорово живешь. Попробуйте-ка постоять 12 часов на ногах в дождь, мороз, под пронизывающим ветром или в невыносимую жару. Любая работа не сахар. Впрочем, ко всему привыкаешь. Так и Измайлов каждое утро отправлялся на свой пост и даже с каким-то удовольствием надевал на шею картонку с надписью «Куплю ваучер». Он уже стал забывать, что к хорошему привыкать — только нервы мотать, и что неожиданности редко бывают приятными. А ему напомнили.
Возле метро затормозил микроавтобус с огромной надписью на борту «Телевидение». Открылась дверца, и прямо на Измайлова выскочил высокий человек с камерой на плече. Его сопровождала ватага тренированных людей, которые умело окружили Измайлова, лишая его возможности раствориться в толпе пассажиров.
— Не бойтесь, товарищ! — на удивление знакомым голосом обратился к нему прилично одетый человек, неторопливо подходя к окруженному Измайлову. — Мы не из милиции, мы с телевидения, программа «Взгляд современника», мы готовим передачу о городских проблемах. Почему бы вам добровольно не поговорить с нами. Ответите на вопросы и продолжайте свое совсем не бесполезное для страны дело. Согласны?
