Последняя фраза Ледогорова показалась Кир-Кору проблеском надежды. Он ухватился за мысль фундатора:
— Очень логично! По-видимому, мне случилось стать лишь передаточным звеном в деле довооружения мудрецов!
— Алчешь свободы…
— Ты ободрил меня, Агафон, обнадежил. Если верна твоя мысль — я свою миссию выполнил! Посредством инициации я передал вам, мудрецам, серьезное оружие из рук в руки. С искренним сочувствием вашему делу желаю вам и вашей мудрости на вашей планете серьезных успехов.
Грустная усмешка тронула губы экзарха…
— Я понимаю твою внезапную эйфорию, — проговорил он, — однако…
— Однако?..
— Пожалуй, она преждевременна.
— Неужели?
— Думаю, да.
— Это меня огорчает, — признал Кир-Кор. — А почему ты так думаешь? Разве я не свободен в своем выборе?
— Ты не свободен от собственной мудрости.
— Моя мудрость!.. Это внове для меня.
Ледогоров остановил взгляд на переносице собеседника:
— Тогда ответь мне — что для тебя мудрость?
— «Что он Гекубе, что ему Гекуба?..»[27] — пробормотал Кир-Кор, скрывая легкое замешательство. — Мудрость — это прежде всего богатство жизненного опыта.
— Любой мерзавец вполне может иметь богатый жизненный опыт, — заметил фундатор.
— Пардон, я забыл добавить сюда многознание! Атрибутика мудрости — ученость в сочетании с богатым жизненным опытом.
— Мудрым может быть и малограмотный старик пастух, — не согласился фундатор. — Мудрым может быть даже отрок.
«Ну почему я раньше так мало размышлял над простыми вещами!» — сам себе удивился Кир-Кор.
— Всех обладателей мудрости объединяет общая черта натуры, — подсказал Ледогоров. Однако этой «общей черты» не назвал.
— Совесть! — понял Кир-Кор.
— Конечно, — подтвердил экзарх с глубоким спокойствием в голосе, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. — Мудрость — это ум, воспитанный Совестью. И ничто другое.
Кир-Кор ощутил неловкость перед философом. Неловкость, переходящую во что-то очень похожее на облегчение.
— Извини меня, Агафон, наговорил я здесь несуразностей про миссию, передаточное звено, свободу… Теперь я вижу, что ломился в незапертую дверь. Мне совестно, что… «перед нею я совершенный был дурак со всей премудростью моею».[28]
— Не огорчайся. Это лишний раз напомнит тебе, Кирилл: ни одна дверь в нашем экзархате перед тобой не заперта.
— Спасибо, фундатор.
«Бим-бам, пи-пью-фьюить», — прозвучали сигналы. Звук исходил от столешницы инкрустированного перламутром стола.
— У кого-то ко мне неотложное дело, — предположил экзарх. — Извини, я ненадолго…
Ледогоров пересек ретрит по радиусу, опустился в ближайшее из двенадцати синих кресел и, приподняв подлокотник, исчез под вращающимся радужным пузырем — коконом видеома.
Гость деликатно отвернулся. От нечего делать стал разглядывать далекие и близкие огни сквозь керамлитовый купол. Словно сквозь блистер просторной пилотской рубки. Прямо по курсу — пространство Авачинской бухты, накрытое колоссальным бликом от ночесветного орбитального зеркала. Бухта казалась погруженной в светящуюся разреженную дымку, голубовато-призрачное марево которой пронизывали огни кораблей и каскады иллюминации межсопочных ярусов Петропавловска. Ближе — в окрестностях Академии — мягко переливались розовато-золотистые узоры изящного люминастрия экзархаторского гидропарка. Цветные полосы светопластики тянулись вдоль берегов центрального канала… Отсюда было хорошо видно, что канал соединяется с морским заливчиком, стиснутым двумя сторожевыми островками. Посреди бухты медленно разворачивалось в сторону океана крупное судно с хорошо освещенной овальной палубой. Это снимался с рейдовой стоянки туристический декамаран. Кир-Кор невесело усмехнулся.
Декамаран напомнил ему прерванный рейс на «Цунами». Он всегда чуть ли не со стыдом вспоминал, как бездарно потратил часть драгоценного времени своего отпуска в недрах этого любимого детища местной индустрии отдыха. Трех суток хода «Цунами» на юг было достаточно, чтобы он успел влюбиться по уши в Элиазеллу, длинноволосую брюнетку с темными, золотисто-жгучими, как обсидиан, глазами. На четвертые сутки она уже казалась ему королевой экватора и обоих тропиков сразу. Увы… любовный роман с Злиазеллой не получился. По причине, с какой он никогда раньше не сталкивался. Он был разочарован и озадачен, когда обсидиановоглазая красотка отвергла все его попытки сближения одну за другой. Наконец она просто призналась, что путешествует с группой сексуального меньшинства и всецело принадлежит только ей, этой группе. Что и говорить — эмоциональная встряска была основательной, пришлось срочно выдергивать стрелы Амура из обоих бесполезно пробитых сердец. Кое-как опомнясь после мучительной операции, он вдруг обнаружил, что сам стал объектом назойливого интереса двух других групп сексуальных меньшинств. Совершенно естественно, он встал на защиту самого себя, и на борту «Цунами» вспыхнула настоящая партизанская война. Помогало то, что обе группы почему-то не ладили между собой, но с другой стороны, фанатичная агрессивность обеих групп грозила вывести ситуацию из-под контроля. Дюжина вывихнутых рук, десяток свернутых набок челюстей и носов, множество синих рубцов на мускулистых шеях так и не смогли поспособствовать охлаждению кипящих страстей; похоже, за двое суток он приобрел больше опасных врагов, чем за время всех предыдущих своих отпусков. Наверное, это и была «кошара враскид», обещанная приятелем еще на причале. Потом, когда в ход пошли ножи, кастеты и лучеметы, стало действительно «весело до синего хипежа». Ждать, когда это все «устаканится», не было никакого желания, дальнейшее продвижение к югу по водам теряло культурно-географический познавательно-эротический смысл. Он отправился в административный сектор декамарана, разыскал эмиссара МАКОДа по дигейским делам, показал ему два лучевых ожога на левом боку и сделал официальное заявление, что с этой минуты не может брать на себя ответственность за жизнь своих неутомимых преследователей. Эмиссар был слегка пьян, однако ожоги от лучемета и следы от кастета на теле грагала отрезвили его моментально. Обрюзгший от постоянного отвращения ко всему окружающему рот эмиссара почти без запинки отчеканил в афтер минифона устный приказ: «Срочно включить в список для эвакуации на континент утренним мариплейном очередную дигейскую жертву сексуальных маньяков… чтоб они все передохли, сексопаты проклятые, гвоздь им в глотку… жить спокойно здесь никому не дают!» Погода была чудесная, утренний мариплейн без труда причалил к декамарану, и «дигейскую жертву» в числе двухсот других разочарованных пассажиров без происшествий доставили в Фучжоу. Потом прошла информация, что на обратном пути «Цунами» из Австралии эмиссар покончил с собой при загадочных обстоятельствах. Имела место и версия о замаскированном убийстве…
