Потом солдаты клялись, что в этот момент неизвестно откуда появился огромный столб пламени, фантастический адский огонь, отдаленно напоминающий человеческую фигуру. Пылающее существо мгновенно исчезло за верхушками высоких деревьев, засыпанных толстым слоем снега.
Кто-то крестился, кто-то клацал зубами. В конце концов все бросились прочь, забыв про коня и про доспехи. Невозможно описать словами ярость Амори, когда ему преподнесли всю эту историю.
Он приказал немедленно мчаться на место этого из ряда вон выходящего происшествия, затем отправился туда сам, прихватив заодно дома Бонифация, очень недовольного тем, что его вытащили на такой мороз. После того, как снова нашли коня и снаряжение исчезнувшего рыцаря, монах окропил поляну святой водой, благочестивое действие которой сказалось лишь в том, что она тут же замерзла.
Если бы преследователи углубились подальше в чащу леса, то они были бы немало удивлены, встретив здесь брата Алоизиуса.
Они могли бы увидеть, как инквизитор склонился над закоченевшим, неподвижным телом юноши. Затем почти силой влил в него содержимое дорожной фляжки, снял с груди странный прибор в виде коробки, на которой переливалась различными цветами звезда, и начал энергично растирать его, возвращая жизнь и тепло.
Ночь. Тишина вокруг, но тишина обманчивая. Снегопад прекратился, но еще очень холодно. Луна скользит в ясном небе, а издалека, из лесной чащи доносится волчий вой.
Темной громадой высится замок де Кревкера, освещенный ночным светилом, окруженный рвом, в воде которого отражается гордая Диана.
Уже пробил час тушения огня, и город заснул. Но не все спали в эту ночь. Вокруг замка, у потайного входа, в зарослях, под деревьями, растущими по краю рва, в кустах роз затаились темные тени.
Среди воинов — а это были именно воины — находился сьер Амори де Кревкер собственной персоной. Вооруженный, как подобает рыцарю, и полный решимости. Он много думал, прежде чем решиться на такой шаг. Многих вещей он не понимал, да и не мог понять, и в этом ему не могли помочь ни дом Бонифаций со своей запутанной теологией, ни научные, но очень туманные откровения мэтра Волюбилиса.
Итак, Амори принял решение, основываясь на простой логике человеческих отношений.
Теперь понятно поведение Иоланы. Иолана влюблена, и отсюда все идет. Таинственный рыцарь? Ее любовник, вне всякого сомнения. Он сумел спастись — дьявол его разберет, каким образом — от костра инквизиции. Но вот теперь он вернулся. Это он победил Мортимера в поединке, и опять-таки ему удалось избежать ареста в заснеженном лесу. Все эти рассказы про адский, огонь не производили впечатления на Кревкера. Он верил только в свой меч и своих солдат.
“Он” придет!
Кревкер был уверен, что трубадур обязательно явится вздыхать к башне Иоланы. Поэтому с момента окончания турнира он ни разу не высказал своей племяннице ни малейшего упрека. Он вообще избегал с ней разговаривать, потому что боялся задать жгущий его вопрос: коль скоро она оттолкнула Мортимера, то значит собиралась замуж за своего рыцаря? В таком случае, кто же он? И где он?
Все эти разговоры были бесполезны. Сейчас Амори был уверен в одном: “он” придет.
Ему казалось, что он видит белый силуэт в высоком окне башни. Вот уже три ночи, как он устроил здесь ловушку, которую со смехом называл ловушкой любви. Пусть Иолана ожидает своего возлюбленного.
ОН придет!
Среди хорошо замаскированных, преданных людей Кревкера произошло легкое движение.
Это он. Вот он идет вдоль рва, подходит к основанию башни, откуда совсем недавно совершил свой чудесный полет к окну любимой на глазах оторопелого браконьера, которому, в конечном итоге, это дорого обошлось.
Несколько нот прозвучали в ночной тишине…
Цитра! Значит, он взял с собой этот дьявольский инструмент. Амори в бешенстве сжал кулаки. Но терпение! Сейчас он положит конец этим романтическим встречам.
Снова послышались звуки цитры. Там, наверху, через карниз бойницы перегнулась Иолана.
Верный своей традиции, Эрик, трубадур, пришел в полночь. Вот он оторвался от земли и легко полетел к своей любимой; она уже протягивала руки ему навстречу…
Раздался хриплый голос, отдающий команду. Облако стрел взметнулось в воздух.
Стрелы пронзили трубадура в полете, как большую птицу, на глазах оцепеневшей от ужаса принцессы.
Он тяжело упал, похожий на изломанную куклу, ударился о берег рва; тело, утыканное стрелами, подскочило, вздрогнуло и погрузилось в ледяную воду, которая тотчас сомкнулась над ним и его цитрой. Цитра закончила существование вместе со своим хозяином, магом и волшебником, вернувшимся живым и невредимым из далеких звездных миров. Снег у подножья башни стал красным.
Амори поднялся, сделал знак своим людям, чтобы те вышли из засады. Сейчас Иолана увидит их и поймет, в какую ловушку угодил тот, кого она никогда не переставала любить. Поймет, что хозяин здесь — Амори де Кревкер и что отныне она будет вынуждена слушаться его воли…
В монастыре Сетмон царили смятение и растерянность. Настоятель созвал капитул. Произошло невероятное событие: брат Алоизиус, представитель святейшей инквизиции, снова среди них и просит приюта.
Он рассказывал немыслимые вещи. Говорит, что посетил звездные миры, видел обитателей других планет, и что наша Земля вовсе не такая, какой ее привыкли себе представлять.
Все это явно пахло ересью. Но дальше пошло еще хуже.
Алоизиус явно стал не тем человеком, что раньше. Он держит недопустимые речи и бесспорно богохульствует. Разве он не заявляет с несказанной радостью, что познал истинный смысл христианства и самопожертвования Иисуса? Он говорит, что познал страдание и радость жизни. Познал, что такое товарищество, доброта, преданность, самопожертвование и даже любовь…
Да, любовь! Он утверждает, что если Бог создал этот мир, то исключительно для любви. Что под сенью распятия нужно не мучить, приводить в отчаяние и убивать, в любить, помогать ближнему, поддерживать, успокаивать, пробуждать любовь к жизни!
Монахи слушали, полные смятения.
А теперь он начал прославлять красоту женщины. Он говорил, что такая неоспоримая добродетель, как целомудрие, имеет безусловного врага воздержание. Что можно оставаться духовно чистыми и целомудренным, имея полное сексуальное удовлетворение, и при этом жить под Богом, наслаждаясь в разумных пределах его благодеяниями, уважая и себя и ближнего своего.
