— Не приказано! — строго покосилась на нее проводница. — Разрешено одну женщину. И все.
— Да он же наш! Это Митрофанов, физинструктор объединенного профкома. — Даша надеялась, что Зот сейчас защитит себя или загипнотизирует проводницу. — Мы вместе едем на мост…
Осмотрев Дашу и Зота, проводница выразительно хмыкнула и погрозила пальцем:
— Не положено.
Зот конфузливо пожал плечами и послушно побрел к выходу. Даша пошла следом, выговаривая упреки, что, проповедуя сверхвозможности, он первый бежит от трудностей, на что он с неизменной улыбкой отвечал, что не волен менять порядок, заведенный на линии, нельзя же рельсы под поездом своевольно расширять или сужать; нужно быть готовым не погибнуть, если эти рельсы почему-либо разойдутся.
— Какую чепуху несешь! — возмущенная Даша заткнула уши пальцами, чтобы выразить свое презрение.
— Я поеду в машине, но иногда буду подавать тебе голос. Ты прислушайся.
— К чему? — не поняла она.
— К моему голосу в тебе, — объяснил он. — Ты будешь реципиентом.
— Не выйдет у тебя опыт со мной, — рассмеялась Даша. — Погадай мне на ладони, что ждет впереди.
— Большое испытание, — он глянул ей прямо в глаза. — Любовное. С Павлом Николаевичем… — Казалось, он гипнотизирует ее. — Скажи тебе правду наперед — ты будешь переживать. А надо учиться предотвращать волю судьбы. Понимаешь? Самодисциплиной уходить от ее приказов. Люди боятся своего будущего, особенно плохих вестей, потому что не верят в свои силы по предотвращению рока… Боятся болезней, смерти, разных испытаний… Идешь к доктору, зная, что тебе будут удалять зуб, и дрожишь… Или требуешь анестезии… Но ведь боль можно снять усилием воли. В каждом из нас говорит прошлое, а характер и поведение, которые проявятся в будущем, уже запрограммированы. — Зот выждал, не ответит ли ему что либо Даша, но она в каком-то оцепенении сама ожидала продолжения. И он добавил: — Так вот, ты полюбишь Павла Николаевича, и это грозит тебе большими несчастьями… Загляни в свою совесть…
— Любовь! Любовь! Какая любовь, если у меня муж, а у него жена?! — взорвалась Даша.
— Скажи ему, как только он станет тебя обнимать, что сегодня, во второй половине дня, на станции Ягодной его ждет подарок — холм песка стоимостью в миллион. Предупреди. И пусть не забывает, что может превратиться в робота.
— Ничего не понимаю! — засмеялась Даша. Она помахала Митрофанову рукой и вернулась в купе. Скоро вагон наполнился говором, табачным дымом. Дашу разбирала досада: вот пойти бы сейчас к кому-нибудь из руководящих товарищей и рассказать, что проводница чинит произвол, что необходимо вернуть в купе служащего постройкома Зота Митрофанова. Это будет доказательством, что судьбы нет, что волею других людей легко исправить ошибку… Глупая баба эта проводница, командует как ей вздумается, а Зот оправдывает байками свою беспомощность…
Глаза Даши бессмысленно смотрели на хоппер-дозатор, который тащился за приглушенно поющим тепловозом по третьей от вагона ветке. Подмывало выглянуть в коридор, выйти в тамбур и помахать Митрофанову, крикнуть ему, что ни один мужчина не дотронется до нее даже пальцем.
Грубые чужие шаги пугали Дашу, и она безучастно наблюдала в окно, как какой-то мужчина колотит ломиком в бок бункера остановившегося хоппера; он колотил безотрывно и равномерно, пока из открытого люка на решетку шпал не посыпалась щебенка.
Диск солнца прорезался в просвет между облаками, гигантскими динозаврами вытянулись на путях грузовые вагоны. И это все подавляло Дашу, вызывало жалость к себе и к Зоту. Столько тут передвигается металла, тяжелые важные грузы, такой жесткий график жизни, и ей не изменить ничего своим слабым голосом; да неужто все так запрограммировано, как говорит Зот, что можно наперед предусмотреть о каждом впереди летящем часе, сутках, месяцах и годах? Это и есть судьба? Поезд поедет по рельсам и придет на станцию Ягодную и привезет туда Дашу. Что же тут может случиться? Неужто Павел Николаевич бабник? Как же заглянуть в свою совесть…
Вагон качнуло, колеса заговорили. Большие цистерны, связки брусьев на платформах поплыли мимо окон.
О, как радостно мне
И как горестно мне!
Все заранее знаю,
И все — неизвестность.
Анатолий Кукарский
Даша переоделась в халатик. Проводница, бренча за стеной посудой, заглянула к ней и предупредила: от Красногорска до Ягодной поезд идет восемь часов. Забравшись на полку под одеяло, Даша наблюдала в окошко за облаками, веером распускавшимися над зубчатой стеной сосняка, про себя посмеиваясь, что Зот предлагал ей сосредоточиться и слушать его сигналы, а ей ничего в голову не идет. Колонны стволов деревьев размечались вдоль полотна дороги вкраплениями верстовых столбов и беленых пикетов; попалась на разъезде дрезина, возле которой гривастые парни в защитного цвета куртках — студенты, приехавшие на каникулы на стройку, — махали с обочины и весело кричали.
В голове забрезжили мысли о муже, который где-то в горах; живут они с Ивушкиным порознь, как две разорванные половины, тянутся друг к другу, но когда в ноябре, с белыми мухами, он входит в квартиру, то сразу не могут склеить свои чувства, ссорятся из-за пустяков, долго привыкают один к другому. Вот бы узнать у Зота, как сложится дальше ее судьба с мужем.
Разглядывая фантастические сплетения облаков, ждала сигнала Зота, усмехаясь про себя, вслушивалась в погромыхивания колес, ловила глазами высвеченные оранжевые холмики, на склоне одного из которых тонкие длинные шеи кранов двигались, высыпая грунт ковшами в кузова машин. И тут задумалась над тем, что Зот предупреждал ее… дерзко предупреждал, чтобы она остерегалась Стрелецкого… Это была такая нелепость, странная и бессмысленная, что даже немножко захотелось, чтобы она сбылась, чтобы Даша могла посопротивляться этой нелепости.
Ажурные полукружья моста парили над берегами, густо поросшими ветлами, над прогалиной реки. Инженеры воображением своим сплели узорчатые перила, вычертили их тушью на ватмане, а потом приказали рабочим узор фантазии связать стальными прутьями в мост, взметнуть ограждения выше вагонов. И это сделано под руководством Павла Николаевича… Даша засмеялась про себя, что нашла-таки добрые слова для Стрелецкого… Ну за что бы она могла в него влюбиться? Каждый рабочий делает свое скромное дело, а Павел Николаевич видит за всех, в его голове не только этот мост, но и все строящиеся станции, каждый дом, депо, вокзалы, все десятки поселков на линии, да еще и аэродром, и речной порт…
