— Спасибо, Генрике, — кивнул благодарно Риллавен.
— Кстати, о людях, — сказала вампирка. — Их надо куда-то деть.
Крафт глянул на часы.
— Во всём крыле уже не осталось ни души. Только Соколы.
— Отлично, — ответила Феофания. — Теперь о делах послепожарных. Подменить груз невозможно, волшебники подделку распознают сразу. Следовательно, минуты две спустя после кражи рыцари явятся отбирать похищенное имущество.
— Справимся, — жёстко усмехнулся Крафт. — Одиннадцать боевых волшебников-рыцарей, конечно, сила, но если их зажмут в «клещи» два взвода автоматчиков, то никакая волшба не поможет. И спецназовская выучка тоже. Поэтому, Риллавен, железо принесёшь вот сюда, — показал на плене Крафт.
— Лучше сюда, — возразил хелефайя.
— Пусть сюда, — не стал спорить Крафт.
— Но бой всё равно будет, — сказал Риллавен.
— Очень на это надеюсь, — процедила Феофания. Глаза сверкнули холодным чёрным пламенем. — Я со своей первой войны, с тринадцати лет, хочу вырвать хотя бы одному Соколу печень.
Уши Риллавена немного повернулись вперёд, кончики слегка оттопырились — словно перед боем.
— Железо обратно Соколы не получат никогда. Мы его уничтожим. — Он обернулся к Крафту. — Генрике, а твоя семья? Пусть едут в Нитриен, Соколы туда не сунутся.
— Спасибо, Риллавен, — сжал его плечо Крафт, — но нет. Они уедут в горы. Так просто с родной земли Соколы нас не прогонят.
— И правильно, — сказала Феофания.
— А где мой брат? — только сейчас заметил отсутствие Славяна Риллавен.
— С Дианой пошёл попрощаться, — ответил Крафт.
— Вот как… — пробормотал Риллавен.
— Давайте ещё раз всё просмотрим, — придвинула планы Северного крыла Феофания. — Во сколько начинаем?
— В пять утра, — решил Крафт.
— Хорошее время, — согласилась Феофания. Риллавен кивнул.
Вампирка, человек и хелефайя склонились над чертежами.
* * *
Внутренний двор, сделанный специально для тайных спешных отъездов, заливал пронзительно-яркий свет прожекторов, сверху невидимый.
Диана вдохнула. «Жаль всё-таки, что так и не получилось влюбиться, — подумала она. — Девчонки бы обзавидовались, ни у кого из них такого парня нет. Ну ладно, друзья — тоже неплохо».
— Так быстро уезжаем, — сказала она. — И на целую неделю.
— Это не долго, — ответил Славян.
— И не совсем плохо, делать всё равно будет нечего, и мама обещала оттестировать «Альфу» вдоль и поперёк.
— Хоть тут повезло, — улыбнулся Славян.
— Здесь будет очень опасно? — голос у Дианы дрогнул.
— Когда вы уедете — нет. Самое опасное в любой схватке — заложник.
— Но вас могут убить, — всхлипнула девочка.
— Нет, — покачал головой Славян. — Убить нас очень нелегко. А папу твоего мы под выстрелы не пустим.
— Правда?
— Клянусь, — твёрдо ответил Славян.
— Я верю, — сказала Диана, вытерла слёзы. — Но я очень боюсь Гомеса и его рыцарей. Они как мёртвые изнутри. И поэтому забирают чужие жизни. Я трусиха?
— Немножко. Но это не навсегда. Знаешь, я тоже очень многого боюсь. Просто делаю вид, что такой храбрый. Как ни странно, помогает. А мальчишкой боялся ещё больше. И тогда я сочинял сказки про свой страх.
— Как это? — удивилась Диана.
— Я представил, что внутри меня живёт маленький мальчик, совсем крошечный и слабенький, который всего боится, потому что ни с чем не может справиться. А потом сочинил сказку, как он побеждал все свои страшилки — Большого Злого Таракана, Тёмную-Претёмную Комнату, Драчливых Мальчишек и Дразнючих Девчонок… Исписал большую толстую тетрадь, страхов у меня было много, на весь интернат хватило бы. Мой Мальчик-С-Пальчик не становился ни великаном, ни силачом, ни суперменом. Он учился побеждать таким, какой он есть. Изыскивал способы быть умнее, предусмотрительней. Определял слабые места противников. Тут вдруг оказалось, что сила бывает разной, не только крепкие мускулы и острый язык. И мальчик стал очень сильным, научился побеждать. И я вместе с ним.
— Но ведь он не убивал? — испуганно спросила Диана.
— Нет. Никогда. Ни тело, ни душу.
— Это хорошо. Ненавижу, когда убивают.
— Я тоже, — ответил Славян.
— А что было с Мальчиком-С-Пальчик потом?
Славян пожал плечами.
— Не знаю. Я вырос. Он, наверное, тоже.
— И научился убивать, — сказала Диана.
— Да. Мне пришлось столкнуться с людьми, которые оказались гораздо страшнее любых кошмаров. Я убивал, чтобы не дать им убить тех, кто не может себя защитить.
— Сегодня ты тоже будешь убивать?
— Надеюсь, что нет, — ответил Славян. — Может быть, получится так, что рыцари уйдут сами.
— Но их не жалко, это людей убивать нельзя, а они ведь нелюди!
— Этого мы не знаем, — сказал Славян. — Предполагаем, но не знаем. Диана, в самый первый раз я убил невинного. Убил, сам того не желая, потому что меня из людя превратили в орудие убийства, в вещь. С тех пор я всё время думаю, а если и с моими врагами сделали то же самое? Я не хочу отнимать у них последнюю возможность снова стать людьми. Покойник ведь не может измениться. А они ещё могут. Поэтому я попытаюсь отпустить их живыми. Ну а если окажется, что ничего живого в них действительно нет, тогда придётся их уничтожить. Как это ни противно.
— Ты не такой, как все рыцари и воины, — раздумчиво произнесла девочка.
— Просто я никогда не был ни рыцарем, ни воином.
— Но у тебя такая боевая подготовка! — не поверила она. — Прямо как у орденского спецназовца.
— Боевая подготовка бывает не только у воинов и рыцарей. Есть ещё и ратоборцы.
— А кто это?
Славян подумал.
— Будет лучше, если ты узнаешь о них сама, — сказал он.
— Хорошо, — кивнула Диана. — Только я обязательно узнаю.
— Конечно. Ты ведь очень умная. И очень красивая.
— Врёшь! — обиделась девочка.
— Нет, правда, — ответил Славян. — Просто ты так глубоко прячешь свою красоту в неправильной одежде и причёске, что не только другие, ты сама её разглядеть не можешь. Как будто боишься, что твою красоту кто-то украдёт. Сама вдумайся, ерунда какая получается. Ведь красота у тебя уже есть, и никто её отнять не может. Так почему её не показать людям? На красивое смотреть полезно — срок жизни удлиняется.
Девочка засмеялась. Глупости Славян говорит, но приятные.
— Диана! — окликнула от машины мать. — Пора.
— Пока, — сказала Диана.
— Пока, — ответил Славян.
Они пожали друг другу сразу обе руки. К машине Диана шла уверенным и лёгким шагом женщины, которая верит, что она красива. И потому становится красивой.