за всеми этими хлопотами, что уже совсем стемнело, отчетливо светились желтые стрелы переходов и неоновые мелко дрожащие трубки вывесок. Город жил вечерней жизнью.
В здании заводоуправления гасли окна - то на одном этаже, то на другом. Кончился рабочий день. Но многие окна продолжали светиться - не каждый ведь может оторваться от чертежной доски по звонку.
Не без труда я разыскал нужную дверь. Ценципер, блестя лысиной, сидел в надежном кольце своих мраморных укреплений. Рядом стоял Андрей и, упрямо нагнув кудрявую голову, прижав к сильной груди кулаки, рассказывал о своей схватке с Каменским.
- Разве это человек? Это... это...
Горела настольная лампа, и за спиной Ценципера на светлой стене нахохлилась густо-черная тень с крючковатым клювом и венчиком торчащих перьев на голове - как будто большая птица оседлала спинку кресла.
Я сел на диван и почувствовал страшную слабость. Ну, больше, кажется, ни на что не годен, ничего не мог бы сделать, даже пальцем шевельнуть, даже слово сказать.
Хорошо, что все это осталось позади.
Теперь только довезти петлю домой... А что там, дома? Надо позвонить. Надо позвонить, ты слышишь? Встань, сделай над собой это усилие. Возьми трубку!
- Значит, достали. Предположим, - сказал Ценципер. - Покажите трофей. Он повертел деталь, потом откинулся на спинку кресла и полузакрыл глаза. Прекрасная вещь. Антикварная вещь. Какое бы ей найти применение? А вот такое. - Резким движением зашвырнул деталь в угол, за шкаф. - Вы идиоты или как? Это годится для рыбной ловли - отличное грузило. Или для старинной русской игры, называется: бабки. По буквам: Балда Авансирование - Балда вторично - Китай - Индокитай. Но чтобы ребенку... Она же бракованная, ваша петля, все размеры смещены, на торце ржавчина. Он подергал себя за серо-седые, торчащие вокруг лысины перья. - Сборка сердца - надо понимать! Первый класс точности... Микроны... Это не макароны, между прочим.
Наступило молчание.
- Не пойдет в сборку? Это точно? - спросил огорченный Андрей.
- Просто смешно! Уж Ценципер знает ГОСТы, Ценциперу можете поверить.
Я сказал каким-то новым для себя, резким тоном:
- Ну и что же? Значит, на этом конец? Советуете сложить руки? Пусть уми...
Андрей скривился как от боли.
- Не надо. Прошу вас.
- Какой же выход? - спросил Ценципер, не обращая на меня внимания, круто поворачиваясь к Андрею. - Эх, сколько времени потеряли!
Андрей запустил пальцы в свои крупнокудрявые волосы.
- Выход один. Попросить...
- Гладких?
- Да. Пусть выточит по чертежу.
- Я уже сам думал о Гладких, - признался Ценципер. Он говорил как-то помягче обычного, не так пулеметно. - У нее может... должно получится.
- Если ее попросить. Гладких не откажет, сделает. Вот только когда? Андрей стал прикидывать.
Она работала в утро. Сегодня четверг - день политучебы. После занятий у нее передача опыта: приехали украинцы. А с утра ей опять заступать. Значит, остается только ночь. Да, только ночь!
- Спать, пожалуй, совсем не придется. - Ценципер покачал головой. Тяжело, конечно. - Позвонил телефон. Он поднял трубку, подержал ее в руке и положил обратно на рычаг. - Тяжело...
В наступившей тишине стало отчетливо слышно далекое, глухое, как будто подземное рокотание завода. На фоне приглушенных дальних звуков, стертых расстоянием, растворившихся в общем ровном тоне, выделялся один солирующий звук, выделялась звуковая струя потолще, погуще остальных, со своим особенным ритмом, - казалось, большое бревно сначала ползло с натугой по шероховатому полу, волоклось протяжно, медленно, с какими-то всхлипами и хрипами; потом, чуть помедлив, резким броском таранило железные ворота. И снова ползло, всхлипывало, шуршало.
- Пойдем, Андрей. - Ценципер встал. - Разыщем Гладких. Чертежи? Беру на себя. - Он опять заговорил в обычной телеграфной манере. - Сталь? Наверное, 40Х. Проверишь!
Теперь, на этом новом крутом повороте, все в моей жизни зависело от Гладких, какой-то Гладких, от ее решения, от того, захочет ли она, пробыв целый день на заводе, остаться еще на ночь - зная, что завтра в семь утра ей снова нужно стать к станку. И это ради незнакомого человека, ради чужой беды... Какую гирю надо положить на чашу весов, чтобы чужая беда перевесила, стала ее бедой? Какие привести доводы?
- Достаньте мне пропуск, - крикнул я Ценциперу. - Я с вами!
Ценципер отмахнулся короткой, похожей на крыло рукой. И черная птица на стене тоже отмахнулась.
- Чушь! Гладких нечего уговаривать. Не из таких. Андрей, ты готов? - Он сердито посмотрел на меня своими круглыми ястребиными глазами и закричал: - Бодрее! Мы с вами сварим этот бульон, да, да. Сошьем этот костюмчик! И получится совсем неплохо, слово Ценципера! Слышали, как сказал один портной? Его спросили: «Сколько времени вам нужно, чтобы сшить брюки?» «Шесть дней». - «Помилуйте, за шесть дней бог создал мир». Он ответил: «Так взгляните на этот мир - и на мои брюки!»
Снова продолжительно, настойчиво зазвонил телефон. Машинально я снял трубку.
- Юра? - Майкин голос, нежный и дрожащий, как серебряный луч, шел откуда-то издалека. - Это ты, Юра?
У меня перехватило дыхание.
- Как ты смогла... Кто тебе дал этот...
- Эдик звонил - по твоему поручению. (Никакого поручения я Эдику не давал.) Оставил номер телефона. А я не могла дождаться... - Слышимость была плохая. Звук прерывался, пропадал. - Эдик сказал, что все идет как надо. Медленно, но идет! Юра! - Голос зазвенел на высокой ноте. - Юра, я так боюсь. Скорее, пожалуйста, скорее! Когда все это будет? Ксения Алексеевна тут, с нами. Она тоже спрашивает - когда... Ей надо все подготовить... Один укол за шесть часов до операции, другой за три часа...
Я посмотрел на стоявших в дверях Ценципера и Андрея, - они прислушивались к разговору. И сказал Майке (я старался говорить как можно тверже, увереннее), что все идет как надо. Медленно, но идет. Люди делают что могут. Надо потерпеть. Деталь будет готова...
- К пяти часам, - горячо бросил Андрей, и щеки его вспыхнули.
- К семи утра, - сухо, деловито поправил Ценципер.
Я сказал в черную гудящую трубку:
- К полвосьмому. Деталь будет к полвосьмому! Вот так. Готовьте... готовьте его к
