Я понял одно: даже улитка нашла выход.
А у меня он был давно, только я боялся им воспользоваться.
Я ринулся в дом и схватил пустой горшок. Глянул на потолок: улитки ползли по кругу. Все, больше ждать нельзя! Я ринулся по тропе к дому Старосты, но случайно глянул в горшок: нехорошо, плохо возвращать пустой горшок – не к добру это. И я завернул в лес, ибо хорошие традиции следует закреплять. Благо большого времени и труда в лесу это не требует. Но с десяток минут я все же наполнял сосуд ягодами. И цветок сверху воткнуть не забыл – мне нравилось, как девочка радовалась цветку. Хотя вроде в деревне такое принято не было: зачем дарить то, чего в округе полно?
Староста уже ждал меня. Расписание у нас было почти твердое: утром встречаемся, обсуждаем планы на день, а потом дела – военные упражнения, строительство оборонительных заграждений вокруг деревни, ну и трапезы между делом. С последним Староста прикрепил меня к своему дому, сказав, что мое время нельзя тратить на ерунду.
– Ты мне нужен! – заявил я издалека. – Надо сходить кое-куда…
– Сначала поешьте, – возникла на пороге Лава. – А то потом закрутится-завертится, некогда будет… Ой! – как в первый раз, обрадовалась она ягодам и цветку.
Милая девочка. Таких и хочется защищать.
– Некогда, – попытался отмахнуться я, вздрюченный родившейся идеей.
– А я уже проголодался, – улыбнулся Староста. – Наверное, с возрастом прожорливость растет. Зря мы на Старца возмущались. Теперь я за него буду.
– Ты еще не старый, – заверила его Лава.
– Свое место Старец мне завещал, – напомнил я. – При вас, кстати. Вот хожу, стараюсь соответствовать…
– А вот сейчас как ложкой по лбу… – пообещала молодая хозяйка.
– От тебя и шишка как поцелуй, – хмыкнул я, торопясь заглотить похлебку.
Лава замолчала и покраснела. И чего краснеет на пустом месте?
Но я был уже далеко.
– Ты чё копытами-то бьешь, Молчун? – заметил мое нетерпение Староста. – Не гиппоцет, чать, и не козел, чтобы копытами бить.
С последним его утверждением Славные Подруги вряд ли согласились бы, но они вроде далеко и пусть бы там и оставались.
– Что случилось-то? – продолжил он любопытствовать, впрочем тоже поспешно глотая похлебку. Боялся, что я не дам нормально поесть.
– Улитки ползают, – многозначительно сообщил я.
Лава прыснула, даже еду изо рта разбрызгав.
– Ой, Молчун, рассмешил!… Что же, по-твоему, улитки прыгать должны или летать?… Послушай, как звучит: ули-и-итка, – протянула она. – Видишь, как звук растекается, расползается… А вот стриж – вжик, и нету.
– Да нет, Лава, они по кругу ползают, – объяснил я.
– Ну-у, если по кругу-у, – еле сдерживая смех, закивала она. Явно не поверила, решив, что мне приснилось. По хитрющим глазам видно было. В других обстоятельствах я повел бы ее и показал, но не сейчас. Улитки даже по кругу уползли в прошлое. – Я с вами, – заявила Лава.
Я поморщился, мне надо было поговорить со Старостой наедине.
– Нет, – спас он меня от очередной обиды его дочки. – Ты наведи порядок и готовься к занятиям. У нас, я чувствую, мужские дела. Так? – повернулся он ко мне.
– Так, – спешно подтвердил я. – Ягодки поешь, Лава, я старался…
– У-у! – сердито фыркнула Лава и ушла в дом.
Мы быстренько исчезли с глаз ее долой.
– Ты куда так летишь, Молчун? – взывал, ковыляя за мной, Староста.
Он был мужик дюжий, но, как все здесь, чрезмерно медлительный. Может, это и разумно в такой духоте.
– Помощь твоя нужна и совет, – ответил я. – Сейчас увидишь. Если что не так, ты поймешь. А если все получится – не испугаешься… Потому ты и Староста… Народу потом объяснишь…
– Ты меня не пугай, Молчун! – насторожился он. – Чую – задумал ты что-то страшное, если у тебя даже улитки по кругу пошли.
– А они ходят по кругу?
– В жизни не видел, – признался Староста. – Они вообще редко больше двух собираются… Но чего только в лесу не увидишь! Для этого ты меня в лес и повел? Твой дом мы уже прошли, Молчун.
– Знаю-знаю, сейчас, – пообещал я.
Мы уже приближались.
– А, ты опять меня к своему одежному участку привел, – увидел он наконец. – Хочешь смешную одежду померить? Ласточку изображать будешь?
– В некотором смысле, возможно, и ласточку, – удивился я его прозорливости, хоть и о другом он подумал. – Но, скорее, орла.
– Орлы сюда редко залетают, не лесные они птицы – горные, а горы там, за Чертовыми горами, где мы не бываем.
– А почему вы их Чертовыми зовете? – наконец-то сообразил поинтересоваться я.
– А потому что их редко видно, а когда видно, то они, словно черточки на небе, черточками нарисованы… – ответил Староста очень просто.
А я мысленно ударил себя кулаком по лбу: догадывался же, что никаких чертей здесь быть не может – не та мифология. Лешие – пожалуйста, а черти из другой оперы. И мои «черт побери!» и «о черт!» – для местного народа не больше чем бессмысленное сотрясение воздуха.
Фрачная пара благополучно болталась на ветке, уже изрядно запылившись и пожухнув. Староста задрал на нее голову, но я прошел мимо к другому дереву. Все правильно – созрело! Я это на расстоянии почувствовал! Да ничего я не почувствовал – просто сколько уж можно созревать! Уж и кино кончилось, и Навы давно нет, а оно все зреет и зреет… Совесть надо иметь!…
Почка полностью раскрылась, и из нее, как громадный цветок, высовывалось то, что я узнал бы с любого просонья и бодуна, – полный драгоценной ношей рюкзак параплана. На другой ветке красовался второй такой же «цветочек». Похоже, я даже в бреду не мыслил себе параплана в одном экземпляре. Мы с Настёной всегда были в небе рядом. «Ох, Настёна, девочка моя… Значит, я и Наве в своем киношном бреду уготовил такую участь… Что ж, кому суждено утонуть, не разобьется…» Но я сейчас ясно ощущал, что вряд ли осмелюсь еще кого-то поднять в воздух. А за себя мне не страшно. Ничего хуже желаемого не случится.
– А это еще что? – заметил наконец направление моего взгляда Староста, до того с интересом разглядывавший мой предполагаемый свадебный костюм.
Это я, значит, собирался в таких костюмах с Навой в Небеса отправиться… Силен… Ну, хушь слезьми умиления лес поливай с параплана. Еще бы при этом не описаться, тоже от умиления. С впечатлительными натурами такое случается. М-да… Интересно, как бы Нава к этому проекту отнеслась?…
– Эй! – Староста дернул меня за руку. – Что это, говорю? Я еще в тот раз приметил странное, когда ты вернулся, да не до вопросов было тогда, а потом и запамятовал – дела-то вон какие развернулись.
– Для этого тебя сюда и привел, – ответил я. – Чтобы понять, что у меня получилось.
– А что ты замыслил? Чего просил-то у дерева?… Если хорошо просил, то и получишь, что хотел.