построен наполовину. Естественно, работы были прекращены ради более срочных проектов, таких как спасение человеческого рода. Со временем эти задачи так или иначе решились, но всё равно оставалось совсем мало сил на неосуществимые проекты наподобие "Хайнлайна".
Тем не менее строительство возобновилось на 82-й год после Вторжения и продолжалось пять или шесть лет, пока не налетело на новый подводный камень в лице партии лунников. Эти ушлёпки, или изоляционисты, или (в глазах их противников) соглашатели, выдвигали в качестве основного убеждения тезис, что человечеству следует смириться с судьбой покорённой расы и удовольствоваться выживанием на Луне и других ранее заселённых планетах. Пришельцы обратили в прах все труды человечества всего за три дня. Несомненно, рассуждали ушлёпки, это наглядно доказывает, что Пришельцы — совсем особый класс. Нам невероятно повезло, что мы вообще остались живы. А если примемся снова докучать им, они могут вернуться и довершить начатое.
Чепуха, возражала старая гвардия, известная с тех времён под названием хайнлайновцев. Разумеется, Пришельцы сильнее нас. Конечно, технологии у них выше и пушки больше наших. Но Господь всегда на стороне сильнейших, так что, если мы хотим вернуть Его расположение, нам стоит смастерить пушки ещё больше вражеских. Пришельцы, продолжали рассуждать хайнлайновцы, сколько угодно могут быть более древней расой, с куда более продвинутой наукой. Но они по-прежнему гадят себе под но… или правильнее будет сказать: под щупальца?
Вот здесь-то и есть слабое место в логике хайнлайновцев, заявили ушлёпки. Мы не знаем, насколько большие у Пришельцев пушки. Не знаем, щупальца у них, жгутики или хорошие простые руки и ноги, как у нас с вами, созданных по образу Господню. Мы ничего не знаем. Никому из тех, кто видел Пришельцев, не удалось выжить. Никто их ни разу не сфотографировал, хотя вы могли бы подумать, что их запечатлели орбитальные телескопы; но нет, телескопы двести лет глядели во все стороны и ни один не заметил, когда Пришельцы съехали из захудалого мотеля, известного как планета Земля. Они таинственны, почти потусторонни. До сих пор мы не видели предела их возможностям. Осторожнее будет предположить, что предела и нет.
После без малого девяноста лет ура-патриотизма, трескучих призывов собраться под знамёна и неприкрытой вздорной демагогии это показалось хорошим аргументом большинству населения, уставшему от жизни в постоянной боевой готовности. Люди почти век жертвовали своим покоем ради теории, согласно которой мы должны быть готовы, во-первых, отразить наступление и, во-вторых, в один прекрасный день подняться в едином порыве гнева и выпустить кишки этим… кем бы они там ни были. Принцип "живи и давай жить другим" звучал намного более разумно и логично. Перестаньте бряцать нашим хиленьким оружием у ступней великанов, и всё будет хорошо. Говорите тише и спрячьте большие дубинки.
В итоге все наши передовые посты перехвата информации на околоземной орбите были свёрнуты — и этот шаг я, кстати, горячо приветствовала, поскольку они всё равно ничего не подслушали и не подсмотрели с самого Дня вторжения. Было предписано, что ни один рукотворный объект не должен приближаться к родной планете на расстояние менее 200 тысяч километров. Планетарная система защиты была сокращена до минимума и преобразована в систему разрушения метеоритов — наконец она хоть на что-то сгодилась.
Из всей этой политики сильнее всего ударил по "Хайнлайну" запрет на термоядерные взрывные устройства двойного действия. "Р. А. Хайнлайн" был спроектирован как судно класса "Орион" с двигательной установкой на основе вышибной диафрагмы — по сей день единственным подходящим двигателем, если вы хотите долететь до звёзд меньше чем за тысячу лет. Атомные бомбы активируются в кормовом отсеке, надёжно изолированном от основного корпуса, и подрываются каждые одну-две секунды. Взрывная волна толкает корабль вперёд.
Требовались большая вышибная диафрагма — даже огромная — и какой-нибудь гаситель ударных нагрузок, чтобы пассажирам зубы не раздробило. По расчётам, можно было бы достичь одной двенадцатой скорости света — долететь до альфы Центавра всего за восемьдесят лет. Но без бомб нельзя даже оторваться от Л5, а бомбы внезапно закончились. Работы прекратились, когда были построены основной корпус и большая часть противоударной системы, а массивная вышибная диафрагма так и не появилась.
Сорок лет поклонники "Хайнлайна" пытались протолкнуть через парламент разрешение сделать исключение для их большого детища, ведь позволено же было строителям первых исторических парков использовать атомные боеприпасы в подрывных работах. Изменение политической атмосферы и экономическое давление со стороны Конфедерации Внешних Планет, где добывалась большая часть ядерного топлива, вкупе с поражением партии лунников наконец принесли хайнлайновцам победу. Отпраздновав успех, те обратились к правительству за финансированием… но тщетно. Исследование космоса вышло из моды. Временами такое случается. Довод о том, что незачем вбухивать миллиарды в космическую бездонную дыру, а лучше потратить их прямо здесь, на Луне, может показаться убедительным населению, больше озабоченному уровнем жизни и непомерными налогами, нежели давно не страшным жупелом Пришельцев.
Предпринимались попытки возродить проект на средства частных инвесторов, но оказалось, что вся затея изжила себя. Корабль сделался обременительным имуществом и вечной темой комических монологов.
Однако он ещё сохранял некоторую ценность как утиль. В конце концов кто-то купил его, оснастил стартовыми двигателями и лично опустил на край кратера Деламбр. Там с судна сняли всё ценное, там оно стоит и по сей день.
* * *
Первым, что я заметила, исследуя "Хайнлайн", было то, что он разбит. В смысле, разломлен пополам. Он строился прочным, с расчётом на удары и перегрузки, возникающие при работе двигателей, но не предполагалось, что он когда-либо сядет на планету, даже с таким слабым гравитационным полем, как у Луны. Кормовая часть была перекошена, корпус дал трещину и наполовину отделился от рамы.
А вторым, что попалось мне на глаза, был свет, время от времени загоравшийся в некоторых иллюминаторах в самой верхней части корпуса.
Внутрь корабля можно было попасть в нескольких местах. Я осмотрела многие из них. Большинство приводили к прочно задраенным дверям. Некоторые, казалось, вели дальше, но я беспокоилась, как бы не заблудиться в лабиринтах внутренних коридоров. Я совершила несколько вылазок, прикрепляя к точке входа шнур, чтобы отыскать обратный путь. Но во время очередной вылазки я внезапно почувствовала, как шнур провис. Я выбралась по нему обратно и так и не смогла понять, я ли плохо закрепила его или кто-то нарочно отвязал. Больше я в корабль не заходила. Не было причин предполагать, что девочка и те, с кем она живёт, желают мне добра. В самом деле, будь это так, она наверняка уже давно пошла бы на
