Ознакомительная версия.
Тридцать лет, подумать только! Ей, с недавних пор не уверенной, что проживет еще хотя бы год, обещают тридцать лет жизни. Не врач, конечно, а какой-то проходимец с дурацким радужным зонтом. Но лучше уж он, чем вообще никто. Утопающий хватается не только за соломинку, но и за ее тень. И даже за саму мысль о возможности существования соломинки, если не прямо здесь, то где-нибудь на другом краю Вселенной должна она быть. Должна!
– Думаете, его обещанию можно доверять? – наконец спросила Агни.
– Безусловно, – серьезно сказал человек с зонтом. – Мой брат редко что-то обещает, зато всегда держит слово. А в данном случае, он сразу перешел от слов к делу.
– Это как?
– Забрал мои лучшие платья и умотал куда-то на юг к морю. Сказал, будет там развлекаться вовсю, кружить головы заскучавшим курортникам, пугать уставших от жизни, успокаивать уставших от страха. Отличный способ отвлечься, как по мне…
– Что?! Какие платья? Почему платья? И почему ваш брат?..
– Да, понимаю, – улыбнулся ее собеседник. – Вас вводит в заблуждение мой облик. Сейчас я выгляжу как мужчина, и «братом» обычно называют мужчину, а мужчины носят платья только в, скажем так, специфических обстоятельствах. Но я, разумеется, не мужчина. И не женщина. А просто сон. Правда, сейчас вы видите меня наяву, но сути это не меняет.
– Сон?!
– Ну сами подумайте, кто еще может быть родным братом смерти?
Агни открыла было рот, чтобы спросить: «Так вы поэтому взяли с собой цветной зонт? Чтобы я опознала цитату?» Но почему-то промолчала. А незнакомец встал со стула, расправил пальто, отвесил ни к чему не обязывающий полупоклон и сказал:
– Верить мне совершенно не обязательно. Но это в ваших интересах.
А потом вышел из кафе, да так быстро, что Агни даже кивнуть на прощание не успела.
– Вы зонт забыли, – наконец сказала она.
Еще немного помедлила, взяла разноцветный зонт и вышла на улицу – как бы в надежде догнать незнакомца. Хотя ясно было, что не догонит. Некого догонять.
Но все равно минут десять топталась у входа в кафе, смотрела по сторонам – вдруг вспомнит и вернется? Стояла, пока не начал накрапывать холодный осенний дождь, в возможность которого так трудно было поверить всего час назад, когда выходила из дома.
Тогда Агни раскрыла зонт и неторопливо пошла по улице, сама толком не зная, куда. Лишь бы идти.
– Он, понимаешь, был такой удивительный, невероятный дурак! – сказала Эва.
В голосе ее однако звучало не пренебрежение, а восхищение, способное насторожить всякого отца взрослой дочери, даже если она рассказывает не о новом знакомом, а всего лишь об историческом персонаже, давным-давно мертвом и почти забытом.
Проворчал:
– Это состояние ума сложно назвать уникальным.
– В целом да, – согласилась Эва. – Но иногда глупость проявляется столь потрясающим образом, что уже граничит с гениальностью. Даже завидно. Вот честное слово, сама хотела бы уродиться таким красивым патлатым дураком в бескозырке и гусарском мундире, который ни черта не боится, обвешивает коня жемчужными ожерельями и простодушно уверен, что о нем сложат сказки и легенды, станут рассказывать их на ночь детям, а те – своим. И умер он очень удачно, совсем молодым, до того, как успел хоть немного разобраться в жизни и понять, что никаких легенд не будет, прошли те времена, когда их складывали по любому пустяковому поводу, не повезло. Такой бедный заяц!
Ухмыльнулся:
– Только не говори, что собираешься за него замуж. Мы все же не мормоны[1].
– Никогда не одобряла призрачные браки[2] как разновидность бюрократического насилия над личностью. Впрочем, у меня и так ощущение, что я давно замужем, причем за всей Революционной повстанческой армией сразу. И они исправно выполняют свои супружеские обязанности с моей бедной головой.
– Воспитанные девочки из хороших семей не употребляют эвфемизмы, детка. А называют вещи своими именами: «Свет мой батюшка, совсем я заебалась».
– Заебалась – не то слово, – подтвердила послушная дочь. – А Щусь этот мне теперь вообще снится, представляешь? Ну правда только в те редкие ночи, когда я избавлена от просмотра кошмаров о том, как заваливаю защиту.
– Ничего, ничего. Тебе еще бы ночь простоять да день продержаться. Через три недели все будет позади.
– Или не будет, – флегматично откликнулась Эва. – В том случае, если я действительно завалю защиту. Вернее, меня завалят. Тогда придется начинать сначала.
– Да прям – завялят.
– Могут, – серьезно сказала она. – Такая уж у меня опасная тема. И при этом я довольно умная. И храбрая. И тоже немножко анархист. Да еще и тетка. Блондинка! Свирепый набор, на самом деле. Коллегам очень трудно смириться с самим фактом моего существования, и их можно понять.
Улыбнулся:
– Да уж, уродись ты серийным убийцей с интеллектом табуретки, тебе было бы проще прижиться в академических кругах.
Они говорили об этом уже раз сто. Или двести. Или еще больше. Когда Эвка окончательно решилась сделать темой диссертации Махновское движение, она с самого начала понимала, что просто не будет. Но – интересно же! А «интересно» всегда было для нее решающим аргументом. Часто единственным по-настоящему веским. Вся в отца.
Очень ею гордился. И поддерживал во всем, за что бы ни взялась. И поэтому до сих пор оставался человеком, которому Эва могла пожаловаться:
«Я сваляла дурака», «У меня не получается», – и даже: «Я боюсь».
Остальные думали, что Эвридика – железная. Ей так нравилось.
Подумал: «Ужасное все-таки свинство с моей стороны – так рано умирать. Эвке без меня будет трудно».
Но есть вещи, которые не отменишь простым волевым решением.
– Ладно, бог с ней, с диссертацией, – сказала Эва. – Прорвемся как-нибудь. Не сейчас, так потом. В конце концов, не жизнью рискую. Все это ерунда. А знаешь что не ерунда? Щуся мне жалко ужасно. В сказку он, видите ли, захотел. В легенду! Мифом решил стать – ишь какой хитрый! Дурак дураком, а лучше всяких умников понимал, что по-настоящему важно, а что – суета сует. Молодец, правда?
Улыбнулся ей через силу, потому что лучше так, чем не улыбаться вовсе.
– Правда, правда.
– И хоть бы одна сволочь чего-нибудь о нем сочинила, – вздохнула Эва. – Да хоть анекдот, как про Чапаева с Петькой, уже хлеб. Про самого Махно еще худо-бедно придумывают, хотя очень мало. Даже удивительно, такой персонаж, сам бог велел… А про Щуся вообще молчок. А ведь такая колоритная фигура! Бескозырка, кудри, борьба джиу-джитсу, конь в жемчугах. Иван-дурак рыдает от зависти. Он еще и пингвинов видел, представляешь?
Ознакомительная версия.
