Вселенная — удивительное место.
Я поднимаю чёрный камень и готовлюсь поставить его на доску, чтобы соединить моё войско.
Камень превращается в комплект для наложения заплаты из моего рюкзака. С помощью двигателей я маневрирую над прорехой. Через дыру я вижу звёзды, те самые, которые никто из корабля не видел уже много лет. Я смотрю на них и думаю, что около одной из них когда‑нибудь случится такое, что человечество, сплавившееся в новую нацию, восстанет от почти полного исчезновения и засияет с новой силой.
Я аккуратно подготавливаю всё для наложения заплаты. Затем включаю горелку. Провожу ею над заплатой и чувствую, как материал плавится и соединяется с углеводородными цепями плёнки паруса. Потом мне надо будет поверх этого нанести распылённые атомы серебра, чтобы сформировать тонкий отражающий слой.
— Получается, — произношу я в микрофон. Я слышу приглушённые звуки радости на заднем фоне.
— Ты герой, — говорит Минди.
Я представляю себя гигантским японским роботом из манги и улыбаюсь.
Горелка начинает сбоить, и, наконец, пламя гаснет.
— Смотри внимательно, — говорит папа. — Ты хочешь закрыть эту дырку следующим камнем. Но так ли ты должен поступать на самом деле?
Я трясу топливный бак, присоединённый к горелке. Пусто. Это тот самый бак, который я стукнул об одну из распорок паруса. Должно быть, это вызвало течь, и теперь в нём не хватит топлива, чтобы заделать дыру до конца. Заплата присоединена только наполовину и висит свободно.
— Возвращайся, — говорит доктор Гамильтон. — Возьмёшь ещё топлива и попробуешь снова.
Я измотан. Как бы я ни хотел, второй раз я не смогу добраться сюда также быстро. И кто знает, как сильно разрастётся дыра к этому моменту? Доктор Гамильтон понимает это не хуже меня. Он просто хочет, чтобы я вернулся в безопасное тепло звездолёта.
Но у меня ещё есть топливный бак для обратной дороги…
На лице моего отца ожидание.
— Я понял, — говорю я медленно. — Если я поставлю следующий камень на это пересечение, у меня не будет возможности спасти маленькую группу в правом верхнем углу. И ты захватишь их.
— Один камень не может быть сразу в двух местах. Ты должен выбирать, сынок.
— Скажи, как мне поступить?
Я ищу ответ на лице отца.
— Посмотри вокруг, — отвечает папа. И я вижу маму, мисс Маэду, премьер‑министра, всех наших соседей из Курюма, всех людей из Кагосимы, вместе с которыми мы ждали звездолётов, с Кюсю, с четырёх островов, со всей Земли и с «Надеющегося». Они смотрят на меня и ждут, что я сделаю.
Вдруг слышится спокойный папин голос:
Звёзды сверкают.
Мы гостями приходим,
Смайлик и имя.
— У меня есть решение, — говорю я доктору Гамильтону по связи.
— Я знала, что ты что‑нибудь придумаешь, — в голосе Минди счастье и гордость.
Доктор Гамильтон секунду молчит. Он знает, что я придумал.
— Спасибо, Хирото.
Я открепляю бесполезный бак от горелки и присоединяю её к ёмкости с топливом у меня на спине. Пламя яркое, ровное, как лазерный клинок. Под моими руками атомы и фотоны сплетаются в сеть из крепости и пламени.
Звёзды на другой стороне снова запечатаны. Зеркальная поверхность паруса безупречна.
— Корректируйте курс. Я закончил, — говорю в микрофон.
— Принято, — это доктор Гамильтон.
Его голос — голос опечаленного человека, который пытается скрыть грусть.
— Вначале ты должен добраться назад, — говорит Минди. — Если мы сейчас изменим курс, ты не сможешь вернуться.
— Всё нормально, детка, — шепчу я в микрофон. — Я не вернусь. У меня не хватит горючего.
— Мы пойдём к тебе!
— Вы не сможете ориентироваться среди распорок так быстро как я, — говорю я нежно. — Никто не ориентируется в их системе лучше меня. А когда вы доберётесь до меня, у меня уже закончится кислород.
Я жду, пока она успокоится.
— Давать не будем говорить о грустном. Я люблю тебя.
Потом я выключаю передатчик и, отталкиваясь, отлетаю от паруса, чтобы они даже не пытались снаряжать бесполезную спасательную экспедицию. И я падаю, всё дальше и дальше отдаляясь от паруса.
Я наблюдаю, как парус отступает, открывая звёзды во всём их великолепии. Свет Солнца уже такой слабый, что сейчас оно выглядит просто как ещё одна звезда среди многих других, никогда не заходящих и никогда не восходящих. И я в полном одиночестве среди звёзд, но одновременно я наедине с ними.
Язык котёнка щекочет мне сердце…
* * *
Я ставлю камень в промежуток.
Папа ходит так, как я думал, и брошенные на произвол судьбы камни в верхнем левом углу потеряны.
Но основная группа спасена. И, может, в будущем они преуспеют.
Я слышу голос Бобби: «Может быть, и в го есть герои».
Минди назвала меня героем. Но я был просто человеком, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Доктор Гамильтон тоже герой, потому что он спроектировал «Надеющейся». Минди — тоже герой, потому что не давала мне заснуть. Моя мать — тоже герой, потому что она отдала меня, чтобы я сумел выжить. Мой отец — тоже герой, потому что он научил меня, как поступать правильно.
Нас определяет место, которое мы занимаем в сети жизни других людей.
Гобан становится всё меньше и меньше, камни сливаются в огромный рисунок меняющейся жизни и пульсирующего дыхания. Один камень — не герой, но вместе они могут совершить подвиг.
— Прекрасный день для прогулки, не так ли? — говорит папа.
И мы идём по улице так, чтобы запомнить бесконечную красоту каждой травинки, каждой капли, каждого тусклого лучика заходящего солнца…
«НЕКОТОРЫЕ СПОСОБЫ ИЗГОТОВЛЕНИЯ КНИГ РАЗУМНЫМИ РАСАМИ ВСЕЛЕННОЙ»
Ken Liu. «The Bookmaking Habits of Selected Species». 2012.
Перевёл с английского Илья Суханов
Не существует точного реестра всех разумных видов Вселенной. И дело не только в вечном споре, что же считать разумом. Ведь как рождаются и умирают звёзды, так возносятся и падают цивилизации. Так случается всегда и везде.
Время пожирает всех.
Тем не менее, у каждой разумной расы есть свой способ передавать мудрость через века, свой способ делать мысли видимыми и осязаемыми, и свой способ ограждать знания каменным бастионом от неумолимого хода времени.
Книги. Все изготавливают книги.
* * *
Некоторые говорят, что письмо — всего лишь видимая устная речь. Но мы-то знаем, что такая точка зрения свидетельствует лишь об узком кругозоре говорящего.
Музыкальная раса, ахлейшуне, пишет, процарапывая тонким жёстким хоботком борозды на чувствительной поверхности, например на металлических табличках, покрытых тонким слоем воска или затвердевшей глины (состоятельные ахлейшуне иногда надевают специальный наконечник из драгоценных металлов на хоботок). Пишущий проговаривает мысли вслух, а хоботок ходит вверх-вниз, процарапывая след на поверхности.
