- Очень хорошо, - сказал Макаров вяло.
- Но мне немного не по себе. Я чувствую себя виноватым перед тобой.
- Не понял, причем здесь я?
- Прежде, чем приступать к работе, я должен получить твое разрешение.
- Но почему?
- Эта тема - явно твоя. Мне ни за что не удастся преодолеть твое влияние. И перед глазами всегда будет "Запрещенная физика". Ты, Макаров, застолбил тему терроризма, так что любая попытка писать о террористах выглядит некрасиво, напоминает воровство.
- Не бери в голову. Все это чушь собачья. Надо же такое придумать! Разве я получил патент или авторское свидетельство на разработку темы терроризма? Ты же знаешь, я не сторонник расширительного толкования авторского права. По счастью, в литературе это невозможно.
- Почему? - удивился Фимка.
- Через пару дней, какой-нибудь предприимчивый парень приватизировал бы все до одной буквы алфавита. Что бы мы тогда делали со своими сюжетами и задумками?
- А вдруг ты тоже захочешь написать о вооруженных интеллектуалах? Не окажется ли, что я перебежал тебе дорогу?
- Ерунда. Если захочу - напишу, не сомневайся!
- Значит, ты разрешаешь мне начинать работу? - с надеждой спросил Фимка.
- Разумеется. Разве мы посещаем Неформальное объединение графоманов не для того, чтобы заставить всех и каждого заниматься написанием текстов? А ты обладаешь несомненным и самобытным талантом... Так что твори на здоровье!
- Спасибо, - обрадовался Фимка. - У меня как будто камень с души свалился. О, это будет прекрасная книга - я напишу правду, не пожалею никого - факты, аргументы сторон, честный анализ. Я уже вижу, как она будет выстроена. Скорее бы начать. Спасибо, Макаров. Я никогда не забуду твоей поддержки.
Макаров улыбнулся. Когда-то он точно так же радовался, когда его настигал всепобеждающий восторг от предвкушения работы над новым притягательным замыслом, неожиданно пришедшем в голову. Это сейчас он знает, что дорога от возникновения идеи до ее реализации так длинна, что если и удастся осилить весь путь, в конце автора ожидает нечто бесконечно далекое от первоначальных планов. Но чувство эйфории, возникающее всякий раз, когда он принимался за новый текст, было ему прекрасно знакомо. И он был рад за Фимку, который делился своими планами, буквально задыхаясь от восторга.
"Молодчина, Фимка, - подумал Макаров. - Новый журнализм сейчас очень популярен, можно будет сделать по-настоящему хорошую книгу. И тема выбрана со знанием дела. Уж повезло, так повезло. Редко такой благодатный материал сам идет в руки. Чего тут только ни намешено: и безумные герои, и политические интересы экстремистских группок, и столкновение несовместимых нравственных принципов. Если бы писал я... Но что толку теперь об этом говорить. Получается, что я вне игры"!
- Если тебе нужна помощь, можешь на меня рассчитывать, - сказал Макаров, в тайне надеясь, что Фимка предложит ему соавторство. - Я многое умею, так что, если понадобится выстроить сюжет, прочувствовать композицию, поработать со словами и образами, обращайся... Все равно это надо будет делать.
- Спасибо, но я бы хотел сам. По крайней мере, на первых порах. Да и как ты можешь помочь? Сейчас надо собирать факты. Это журналистская работа.
- Понимаю, книга будет основана на реальных событиях, - промычал Макаров. - Но не забывай, что я, какой-никакой, а писатель. Пройдусь рукой мастера, и засверкает твой текст...
Он больше не мог бороться с собой. Его переполняла черная, подлая зависть. Сначала она проявляла себя, как назойливое жжение под правой лопаткой, а потом стала отваливаться правая нога. И в голове монотонно пульсировала гадкая мыслишка - я бы написал лучше, я бы написал лучше, я бы написал лучше...
- Держи меня в курсе, - сказал он, окончательно расстроившись. - Буду следить за твоими успехами. Желаю удачи.
- Спасибо, - ответил Фимка.
Макаров едва не разрыдался. Всему есть предел. Никогда прежде он не испытывал столь острых проявлений звериной ревности.
"Как грустно, - подумал он с горечью. - Начинаю грести под себя все, до чего только могу дотянуться. А это уже болезнь. Как же мне должно быть стыдно! С каким трудом я сумел взять себя в руки. Фимке посчастливилось отыскать проходную тему, мне бы радоваться за него, а я едва не обокрал его самым подлейшим образом. Ужас. А вдруг эта странная зависимость от идей и смыслов, витающих в воздухе, - есть скрытая, неизвестная пока науке форма наркомании? Нет, правда, говорят же о людях, испытывающих болезненную страсть к написанию текстов, что они графоманы! Наверное, и для литераторов, испытывающих ревность к чужим сюжетам, можно придумать подходящее название. Никогда бы не подумал, что я из их числа".
Лучшим лекарством от зависти и жадности всегда являлась работа над собственным замыслом. Макаров достал лист отличной мелованной бумаги и попытался набросать развернутый план своей будущей книги о Викторе Кларкове. Через пару минут он увлекся и окончательно забыл о неприятном эпизоде с Фимкой Гольдбергом.
Макаров был уверен, что написать книгу о Викторе Кларкове будет не трудно. Особенно, если применять привычные наработанные приемы. Например, использовать его в качестве прототипа героя фантастического романа. Сюжет мог быть таким. Землю, со дня на день, ожидает грандиозная экологическая катастрофа - судьба человечества под вопросом. Высший разум, (а почему бы и нет, речь ведь идет о фантастике!) а его составляют сознания индивидуумов, достигших такого высокого уровня развития, что для них спасти пару миллионов представителей вымирающего человечества пустячок, о котором и говорить смешно, решает воспользоваться своим умением. Зачем? Да нужны люди этому пресловутому Высшему разуму - он-то ведь всего лишь разум! Высший, конечно, но не более того... А для того, чтобы таскать каштаны из огня, требуется кто-то более материальный... Вот и встает перед Высшим разумом трудная проблема - как выбрать два миллиона из шести миллиардов обреченных существ. Экзамены устраивать, что ли? Выпускные... Ха-ха... А тут подворачивается Кларков, который отвечает самым высоким критериям. Его достоинства необходимо выписать подробнее. Короче говоря, он может быть полезен. И что же вы думаете? Высший разум идет ему на встречу, создает впечатление, что Кларков самолично реализовал свою нуль-транспортировку. Инсценирует, так сказать, самое фантастическое путешествие в истории человечества, а сам переправляет несчастного исследователя в свою шарашку-тюрьму... Кстати, это объясняет, почему он не может самостоятельно вернуться...
Соответствует ли такой сюжет общепринятой в научной среде картине мира? А если и не соответствует? Какая разница! Если спросят, скажу, что это фантастика.
