Ознакомительная версия.
– Тебе сделали операцию, – продолжила она, – для этой операции взяли мозг ребенка…
– Но это зло.
– Нет, ребенок все равно умирал.
– Но он бы не умер.
– А он и не умер, – сказала Одноклеточная, – он живет до сих пор. Я не знаю, как это получилось, но живет. Но он все равно не проживет долго.
– Я хочу быть таким, как все, – сказал Муся. – Почему я не могу быть таким, как все?
– Я точно не знаю, никто не знает. Все дело в том, что до тебя операции проводили только на крысах. И крысы становились очень злобными и жестокими, они убивали всех остальных крыс. Может быть, в их мозгу неправильно замыкались связи. Ты ведь тоже отвечаешь мне невпопад.
– Нет, это ты слушаешь невпопад, – возразил Муся. – Так вы ничего не узнали?
– Нет. Доктор Лист выяснял причину с помощью гистологических исследований, но так ничего и не выяснил.
– И решил выяснить на мне. Я выпотрошу этого доктора и сделаю из него чучело.
– Нет! – возмутилась Одноклеточная. – Доктор Лист гений, он тебя спас. Теперь все зависит только от тебя. Борись за себя. Если ты победишь себя, то ты не будешь желать зла. Ты станешь таким, как все.
– Неправильно, – сказал Муся, – победив себя, я сам же и проиграю. Скажи, почему ты сегодня без сережек?
– Ты откусил мне вчера кусок уха. Тебе так захотелось. Теперь я никогда не смогу носить сережки.
– А зачем тебе их носить?
– Потому что я женщина.
– Теперь ты говоришь непонятно.
– Ну как же? – удивилась Одноклеточная. – Все люди делятся на мужчин и женщин.
– А они делятся во взрослом состоянии? – спросил Муся.
– Нет, во взрослом состоянии они наоборот… – сказала Одноклеточная и от смущения не смогла продолжить фразу.
– Как – наоборот, соединяются?
– Просто я женщина, а ты мужчина.
– Почему?
– Потому что людей так создал Бог. Или природа.
– Нет, Бог лучше, – резонно заметил Муся, – а сам он делился или соединялся?
– Он един и всегда был един.
– Тогда с нами он что-то напутал. Но я не понял, в чем разница.
– Понимаешь, это сложно объяснить. Женщины слабые, а мужчины сильные. Женщины красивые и носят сережки, а мужчины должны быть умные. Мужчины любят женщин, а женщины любят, чтобы их любили. И главное, мужчины должны защищать женщин, иначе они не настоящие мужчины.
– Да, сказал Муся, – сейчас ты говоришь правду. Я вспомнил свой первый сон. Я шел за тобой для того, чтобы тебя защищать, потому что ты была женщина. Я помню твой дом, помню тебя, когда ты включила свет.
– Когда я выключала свет, меня не было видно, – сказала Одноклеточная.
– Нет, я тебя видел. Тебя освещали фонари. Ты часто сидела у окна в темной комнате. А я стоял, чтобы тебя защитить. А теперь я хочу тебя убить. Помоги мне.
Одноклеточная протянула руку.
– Вот тебе моя рука. Постарайся не сделать мне больно. Защищай меня. Видишь, моя рука слабая и хрупкая. Чего тебе хочется?
Муся потянул за мизинец.
– Мне хочется оторвать этот палец. Почему он не щелкает?
– Сдерживай себя, иначе ты никогда не станешь человеком.
Он слегка сжал ее руку в своей.
– Странно, – сказал он, – я чувствую твою руку, как свою. Будто бы ты продолжение меня. И мне не хочется отпускать твою руку, но я не знаю, чего мне хочется. Почему все так сложно?
Она приподняла ладонь. Его рука приподнялась тоже, как намагниченная. Одноклеточная почувствовала, что ее рука тоже хочет двигаться за чужой рукой. Муся перевернул ладонь, и ее ладонь перевернулась тоже. Ладони вели себя как две влюбленных рыбки в аквариуме, они забыли о том, что кому-то принадлежат.
– Так иногда бывает, – сказала она, – это значит, что сейчас ты победил себя. Тебе ведь приятно держать меня за руку?
– Да.
– И тебе хочется меня защищать?
– Да.
– Значит, ты выздоровел. Ты думаешь и чувствуешь, как настоящий человек, как настоящий мужчина.
Она отобрала свою руку. Вначале это было невыносимо больно, долю секунды, потом – будто вынуть голову з пасти льва.
– Зачем ты это сделала? – спросил Муся.
– Я должна идти.
– Но мне нужно тебя защищать.
– Ты обязательно будешь меня защищать, но потом, когда ты станешь совсем здоровым.
– Ты придешь еще?
– Я буду приходить каждый день.
– А я буду приходить каждую ночь.
Она снова покраснела.
– Может, и будешь приходить, но потом. А пока я разрешаю тебе приходить только во сне. Во сне можешь приходить каждую ночь. А сам ты будешь здесь.
– Я не останусь здесь, – сказал Муся, – жди меня сегодня ночью, я обязательно приду.
– Я не открываю двери по ночам.
– А я не боюсь запертых дверей. Сегодня ночью я приду к тебе, и ты снова дашь мне свою руку. А если не дашь, то я не стану тебя защищать. Я тебя убью, если ты не настоящая женщина.
Он вдруг побледнел и закрыл глаза. Его лицо неуловимо меняло выражение. Мимика напоминала человеческую, но человеческой не была. Это пугало, как близкий и неожиданный раскат грома. Когда он открыл глаза, это были глаза другого человека.
– До свидания, – сказала Одноклеточная, теперь уже по-настоящему испугавшись. Она взглянула на наручники и на стальную стойку, но почему-то не смогла успокоиться. В холле она встретила двух охранников, но это ее тоже не успокоило. До самого вечера ее сердце билось быстрыми толчками, и в этих толчках был не только страх.
В зверином мире побеждает самый сильный.
В человеческом зверинце – самый жестокий.
В человеческом мире – самый милосердный.
Но самый милосердный, попав в человеческий зверинец, погибает так же, как самый жестокий в клетке со львами – его разрывают непобежденным.
До конца дежурства оставалось шесть часов. Охранники в холле убивали время каждый своим способом: первый, большеносый и с деревенским выражением лица, в четвертый раз перечитывал эротические анекдоты, уже почти не смеясь и тщетно стараясь найти соль во втором анекдоте с конца на третьей странице; второй, бледный и худой, очень напоминающий студента-цареубийцу, ходил взад-вперед и кусал губы. Они совсем не разговаривали из-за несходства мнений по всем кардинальным вопросам жизни.
Большеносый был одет в черный свитер с блестками и в форменные брюки охранников порядка. На свитере золотыми буквами было вышито «2001», но никто не знал, что эти цифры означают. Он вертел две железных бляхи в руках, бляхи ерзали одна по другой и издавали противный скрип. Огромный нос, выпуклый во всех направлениях, но не кожистый, а костяной, прекрасно сочетался на его лице с красными половинками щек (нижние половинки щек были бледными), со следами прыщей, со ртом, который не закрывался, хотя не говорил и не ел, но все же выражал все возможные и почти невозможные эмоции. Но самой интересной деталью на этом лице был не большой нос (и зубы, подобранные по размеру), а выражение глаз – победное выражение деревенского Дон Жуана, привыкшего гулять по самой широкой улице села и смотреть снисходительно, как девки выскакивают из-за плетней и спешат наперегонки, чтобы броситься ему на шею К концу улицы он так обвешан девками, что напоминает виноградную гроздь – ему становится тяжеловато, он сбрасывает девок на обочину и снова идет по самой широкой улице, но уже в обратном направлении, и снова из-за плетней выскакивают девки: оказывается, кое-кто еще за плетнями остался. Для городских девок он был не столь соблазнителен – городские меньше любят белобрысых.
Ознакомительная версия.