— Мы лучше их, Тэлли-ва! — глаза Шэй сияли в лунном свете, словно огни Нью-Красотауна, — операция позволяет нам чувствовать свое превосходство над другими. Остальные для нас выглядят жалко и несущественно.
— Но Зейн… — проговорила Тэлли, — он никогда не выглядел жалким.
— Теперь, для тебя, он такой.
— Но ведь он не виноват в этом, — сказала Тэлли, — я не хочу видеть его таким. Я не хочу чувствовать отвращение ко всем, кто не в наших рядах, Шэй!
Шэй улыбнулась.
— Значит ты была бы счастлива, и влюблена, как уродец? Или, что еще лучше, как Дымница? Жила бы в дикой местности, ходила в туалет черт знает куда, и ела диких кроликов? Что именно тебе не нравится в том, чтобы быть особенной?
Тэлли сжала пальцы в кулак.
— Мне не нравится смотреть на Зейна, как на болвана.
— А ты думаешь, кто-то смотрит на него по-другому? Его мозг поврежден!
Внутри глаз Тэлли образовалась жуткая влажность. Но высокая температура тела не позволяла слезам вырваться наружу. Она ни разу не видела, как чрезвычайники плачут, поэтому не знала, умеют ли они вообще плакать.
— Просто скажи, это доктор Кэйбл что-то сделала с нами? Это из-за нее мы на всех смотрим по-другому?
Шэй застонала.
— Тэлли, обычно, в любом вопросе всем что-то внушают. Но мы делаем это правильно. Город заражает людей «красотомыслием», чтобы сделать их счастливыми и сохранить планету в безопасности. Операция позволяет нам видет мир четко, иногда на его красоту больно смотреть. Но именно поэтому мы не можем позволить человечеству разрушить мир снова. А Дымники не умеют этого делать. Они проводят эксперименты на людях, превращая их в болванов. Таких же как Зейн.
— Зейн вовсе не… — начала было Тэлли, но не смогла закончить. Часть ее, та, что презирала недееспособность Зейна, была очень сильной. Тэлли не могла отрицать, что чувствует к нему отвращение.
Но ведь это совсем не его вина. Это все доктор Кэйбл, с ее глупыми правилами. Из-за них она не хочет сделать Зейна особенным.
— Вернись в холод, — прошептала Шэй, — верни контроль над своими чувствами.
Тэлли глубоко вздохнула, пытаясь побороть гнев. Ее пульс замедлился, она снова начала слышать завывание ветра, колыхание водорослей под водой, чувствовать запах древних ископаемых.
— Скажи мне Тэлли: ты действительно любишь Зейна? Действительно любишь ЕГО, а не того Зейна, который остался в твоих воспоминаниях?
Тэлли вздрогнула. В ее голове оба образа Зейна воевали друг с другом. Она металась между ними, но ясности это не прибавляло.
— Мне больно смотреть на него… — прошептала Тэлли, — это не правильно. Я хочу снова испытывать к нему чувства. Как прежде.
— Тогда слушай, — Шэй сильно понизила голос, — у меня есть план, как снять ожерелье с его шеи.
Мысли Тэлли снова вернулись к тому ошейнику.
— Я сделаю все, что угодно, Шэй.
— Но это должно выглядеть так, словно Зейн убежал самостоятельно, иначе доктор Кэйбл никогда не сделает его особенным.
Тэлли сглотнула.
— И мы действительно можем сделать это?
— Ты имеешь виду, смогут ли наши мозги? — Шэй фыркнула, — конечно, мы ведь не больны «красотомыслием». Но мы рискуем всем, что у нас есть, понимаешь?
— И ты согласна на это ради Зейна? — спросила Тэлли.
— Ради тебя, Тэлли-ва, — Шэй усмехнулась, — и ради удовольствия. Но для этого ты нужна мне абсолютно ледяной.
Шэй вытащила нож.
Тэлли снова закрыла глаза, кивая. Ей ужасно хотелось ясности. Она потянулась за лезвием.
— Держи, не рукой …
Но Тэлли не слушала. Она погрузила свою ладонь в лезвие, слыша душераздирающий крик. Потом она поняла, что кричит сама.
Затем наступил краткий миг ясности. Тэлли заглянула внутрь себя: чтобы не происходило, некоторые вещи оставались неизменными. Была ли она уродцем, красоткой или особенной, все это время ей хотелось быть рядом с Зейном, но чувствовать все с особой ясностью. Вместе с ним. Она хотела, что бы он знал, как это прекрасно: четко видеть мир, с ледяной ясностью.
— Хорошо, — выговорила Тэлли, ее дыхание было неровным, — я с вами.
Лицо Шэй засияло.
— Отлично, — она покосилась на руку Тэлли, — это традиционный метод использования оружия?
Тэлли посмотрела на свою ладошку, из которой торчала рукоятка ножа. Она взялась за рукоятку и потащила ее вверх, вызывая новый приступ боли.
Она шумно задышала.
— Я знаю, что тебе больно, Тэлли-ва, — мягко произнесла Шэй, смотря на кровавое лезвие, — мне тоже больно видеть Зейна таким. Я не знала, что он будет настолько испорчен, честно, — она летела близко к Тэлли, поэтому прикоснулась к ее руке, — я не позволю сломать тебя этим. Я не хочу видеть тебя глупой красоткой. Мы сделаем его особенным, и спасем город. — Она стала вытаскивать свою мини-аптечку из кармана на поясе, — точно так же, как я сейчас спасу тебя.
— Но он не бросит Дымников, — сказала Тэлли.
— У него нет выбора, — Шэй вытащила флакончик и побрызгала им на рану Тэлли. Боль тут же исчезла, — он только должен доказать, что все еще веселый. А остальное мы сделаем сами: вернем его и Фаусто, заберем Дэвида и остальных Дымников. Это единственный способ остановить этот кошмар. Мы должны найти Новый Дым.
Тэлли кивнула.
— Я знаю, но ведь Зейн калека. Дымники поймут, что мы помогли ему сбежать. Они просканируют каждую косточку его тела.
Шэй улыбнулась.
— Конечно, но он будет чист.
— Но тогда как мы проследим за ним?
— По старинке, — ответила Шэй.
Вдруг, она повернулась, и поманила Тэлли рукой, призывая следовать за ней. Они поднимались все выше и выше, пока огни города не осветили все вокруг, как один большой воздушный шар.
Тэлли взглянула на свою руку. Боль исчезла. Осталось лишь небольшое покалывание, пульсирующее в такт ее сердцу. Мед-спрей заморозил ее кровь. Теперь кровотечения не было. Рана уже почти исчезла, оставив после себя небольшой шрам. Ее тело чувствовало нарушение соединений кожных тканей. От этого ее рука дрожала, словно последний осенний листик на ветру.
Но мысли Тэлли были по-прежнему ясны. Она перебинтовала руку и попыталась согнуть и разогнуть пальцы.
— Видишь темноту в той стороне? — спросила Шэй, указывая на блишайшую окраину города, — мы были созданы для дикой местности. Именно так мы будем отслеживать каждый шаг Зейна и его приятелей.
— Но я думала, что ты имела виду …
— Не с помощью электроники, Тэлли-ва. Мы будем использовать слух, зрение и обоняние, — ее глаза заблестели, — как раньше это делали Ржавники.
Тэлли посмотрела на оранжевое свечение фабрик, туда, где темнота была границей.